советников огромное впечатление. Но кто знает, сколько бы еще Версаль раздумывал над решением брачной проблемы, если бы в очередном послании Кампердона регент не прочитал бы о том, что в Петербург прибыли два принца Гессен-Гомбургские, и что государь принял их весьма ласково.
Герцог Орлеанский распорядился отправить в Петербург портрет своего сына, герцога Шартрского, якобы для того, чтобы принцесса Наталья могла оценить своего будущего супруга. Смысл сего послания был ясен обеим сторонам: договоры будут подписаны со дня на день, обеих принцесс надлежит собирать в дорогу на новую родину.
И в те же дни Пётр допустил, наконец, к себе светлейшего князя Меншикова – впервые за долгие месяцы полуопалы.
Александр Данилович, одетый против обыкновения скромнейше, бросился на колени, едва переступив порог царского кабинета. Каем глаза косил на лицо Петра: не всколыхнется ли в том прежнее, не помилует ли вчистую, как уже не раз бывало. Но лицо императора оставалось непроницаемым.
– Встань, князь, – сухо сказал он. – Когда на свадьбу к дочери позовешь?
– Так ведь, мин… ваше величество… государыня-то изволила предложить…
– При чем тут государыня? – нахмурился Пётр.
– А при том, ваше величество, – заторопился Меншиков, – что ее величеству желательно за Сапегу свою племянницу выдать, а Машке моей она другого жениха посулила сыскать.
– Посулила, говоришь? – с обманчивой мягкостью переспросил Пётр. – Сейчас я тебе посулю: ежели через неделю твоя Машка не станет графиней Сапегой, я графа сего из России вышлю. Он на запад поедет, а ты со чадами и домочадцами – совсем в другую сторону. И без поклажи. Уразумел?
– Не губи, государь! Всю жизнь тебе служил, живота не щадя…
– А теперь решил Катьке послужить? Думаешь, она после меня на престол взойдет? Ну, отвечай!
– Так разве ж я один… – пробормотал Меншиков. – Все исполню по твоей воле, мин херц, не гневайся. Машку с Сапегой мигом окручу и пущай в Польше едут.
– А мы с тобой сейчас поедем невесту твоему сыну сватать.
Меншиков побледнел до синевы: в таком настроении Пётр мог женить его сына на последней дворовой девке.
– Не пужайся, доволен останешься. К Долгоруким поедем, княжну Елену в супруги твоему недорослю просить. Я чаю, князь мне не откажет… И вот еще что: те три миллиона, что украл ты, Данилыч, вынь и положь мне немедленно. Два миллиона на приданное принцессам пойдут, третьему я применение сам сыщу.
– Да где же я…
– А где хочешь, – равнодушно ответил Пётр. – А после того, как Машка с графом повенчается, а сын твой на княжне Долгорукой женится, повелеваю тебе отъехать в какое-либо имение твое.
Меншиков молча поднялся с колен. Лицо его враз осунулось, светлейший будто постарел за эти минуты
