смотрю на номер, может, ошиблись, всякое бывает, мало ли…
Ошиблись.
Как же.
Какое там ошиблись, шеф и есть.
– Олежка болеет…
– А Губаревский на что?
– У Андрея мелкая приболела, дома он.
Мне кажется, я ослышался.
– А благоверная его где?
– Ка-акая благоверная, он уже стопятьсот лет как развелся, ты чего? Детей на него спихнула, да он и сам сказал, черта с два вертихвостке этой детей доверю… Она ушла, ох убивался…
Киваю. Во, мужик…
– Так что на тебя надежда вся.
Мысленно киваю, правильно, мне отдыхать не надо.
– Да понимаю, что тебе отдыхать надо, а мне-то откуда людей брать прикажешь? У меня тут фабрика по производству людей не работает еще пока!
– А планируется?
– Шуточки шутим…. Это хорошо, когда шуточки шутим. Ну, давай… через десять минут чтобы на посту.
Распахиваю окно, осень врывается в дом, холодная, замерзшая, злая, желтыми листьями сворачивается у очага. Забираюсь на подоконник, смотрю в пустоту города.
Теперь или никогда.
Прыгаю.
Город несется навстречу.
Виолетта подхватывает меня на лету. Это у нас с ней давно заведено, я прыгаю, она подхватывает.
Виолетта…
Я не заморачивался с именем. У меня она как-то сразу стала Виолеттой. С маленькой скрипкой, со второй моей помощницей, было посложнее, долго перебирал имена, чуть было не окрестил её Стефанией, потом как-то прикрепилось к ней – Дженни.
Дженни взмахивает перепончатыми крылышками, хочет сесть мне на плечо. Виолетта недовольно перебирает струнами, еще не хватало, лишний груз тащить…
Дженни вспархивает.
Летим над городом – осторожно, чтобы не задеть провода. Городская суета остается там, внизу, здесь нас окружает только холод ночного неба. Виолетта начинает тихонько наигрывать что-то мелодичное, нежное, Дженни подхватывает мелодию, пытаюсь вспомнить напев, не могу.
Здесь, если хорошо прислушаться, можно услышать музыку небесных сфер.
Несемся над городом. Что-то подсказывает мне, что сегодня нужно поторапливаться. Бывают такие моменты. Когда понимаешь, что опасность в городе выдалась нешуточная.
Так и есть. Еще не вижу, что случилось, только слышу там, в дальнем квартале звуки, рвущие душу.
Это не мелодия. Нагромождение звуков, бессмысленное и беспощадное.
А теперь еще и звон разбитого стекла, короткий вскрик женщины. Молюсь, чтобы не насмерть.
Виолетта уже сама ведет меня, Дженни порхает над местом преступления, нарезает круги.
Вижу. Вот оно. Летает низко-низко, машет перепончатыми крыльями, бьет стекла витрин.
Пианино.
То есть, это еще не пианино. То есть, пианино, но еще дикое, необузданное, необъезженное, еще не знающее, кто оно и что оно.
Виолетта замирает над врагом, пианино настораживается, еще не понимает
