что-то.
– Губаревский Андрей?
– Ты откуда знаешь?
Знаю. Ждет вас. Скучает. Очень.
– Ты откуда знаешь?
– Я с ним работаю, как не знать.
Виолетта играет, к ней присоединяется Дженни, дамочка машет руками, прекратите, прекратите, душу вымотали…
– Давайте… помогу вам… дойти. Такси вызовем…
Дамочка опирается на корпус Виолетты…
Играю. Женщина уже сама раскрывается передо мной, просит получше натянуть струны души, чтобы звучали, как надо.
Это еще только начало. Еще долго нужно настраивать затравленное животное, чтобы дикий кусок мяса превратился в человека с живой душой. Мне еще только предстоит научить её слышать музыку небесных сфер.
Ничего.
Лиха беда начало.
Веду женщину на буксире. Наш настройщик притих.
Устал.
Над городом проклёвывается рассвет, кончилась ночь, время безумных людей, не слышащих, не играющих, не живущих…
Цэ-пять, дэ-четыре
Поле боя пахло смертью – даже сейчас, когда битва, казалось, утихла, и только редкие крики и стоны напоминали о недавнем кровопролитии. На пути мне попалась убитая лошадь, у нее была почти отрублена голова, это было и мерзко и страшно – я приказала себе не смотреть. Не смотреть, не думать, брести и брести по полю, перешагивая через трупы пехотинцев. Я должна была найти своего короля, прежде чем его нашли враги, хотя врагов-то и не осталось на поле, только уже пылающая башня-тура и одинокий всадник, которого добивали наши солдаты.
Мой король… сердце сжималось при одной мысли о том, что могло с ним случиться. Я не допускала мысли, что он может быть ранен – нет, он где-нибудь сидит, целый и невредимый, думает о чем-то своем, королевском, о том, чего мне и не понять, как я ни умна. Он всегда думает по вечерам, когда солнце заходит, и молоденький солдатик вносит свечи, и другой солдатик подает вечерний чай. Мне все хотелось завести себе служанок, хотя бы одну служанку, но служанок в нашем стане не водилось, я была единственной женщиной.
– Моя госпожа… вам лучше не оставаться здесь, это слишком опасно…
Я повернулась: маленький солдатик в белом мундире стоял передо мной навытяжку, робко держал мою меховую накидку, хотел укрыть меня – но стеснялся. Его забота меня и раздражала, и трогала – хотелось прогнать его в шею, и в то же время я понимала, что кроме этого солдатика и моего монарха у меня, может, ничего и не осталось.
– Как тебя зовут? – спросила я, вспоминая этикет.
– Рядовой Шварц к вашим услугам! – отрапортовал солдатик, совсем еще мальчишка. И его тоже могли убить в этой схватке.
– Ну пойдем, Шварц, спасибо, что принес плащ… Пойдем по полю, поищем нашего монарха… И вообще, что ты тут торчишь, если должен быть возле короля?
Я изобразила гнев, кажется, солдатик испугался, мне это понравилось. Вообще приятно изредка гневаться, повергать подчиненных в трепет – но потом нужно обязательно улыбнуться, чтобы не делать им больно. И так
