кот. Свет в конце тоннеля
Земную жизнь, пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу.
Ида хмуро смотрела в запотевшее окно маршрутки, наблюдая за многокилометровой пробкой. Где-то там, впереди, у железнодорожного моста, в очередной раз столкнулись неповоротливый грузовик-трейлер и торопливая иномарка. К авариям на этой развязке все давно привыкли, но сегодня Иде не терпелось окунуться с головой в работу, чтобы выбросить из головы грызуще-неприятные мысли. Причиной этому послужили два телефонных звонка. Первой на сцене появилась мать Ираиды – Вера Георгиевна.
– С кем ты сейчас встречаешься, дочь? – сладко пропела она из динамика.
– Мама? – хрипло удивилась Ида. – Сейчас пять утра! Что стряслось?
– Ты знаешь, доченька, я так о тебе беспокоюсь! – запричитала Вера Георгиевна, и «доченька» ясно представила себе моложавую женщину шестидесяти лет, в синем строгом платье и извечном фартуке в красную полоску. Мадам Бартенева сейчас на кухне, тщательно сканируя через окно чрезвычайно подозрительный в пять утра двор, взбалтывает белки для начинки пирожных и одновременно помешивает смесь маски для лица. Причёска, скурпулёзно созданная из длинных седых волос, возвышается надо лбом.
– Мама! – рявкнула Ида. – Сейчас пять утра!
– Не груби матери! – строго отрезала Вера Георгиевна. – Отвечай, когда тебя спрашивают!
– Ни с кем, мама! Дай же поспать!
– Вот и славно, дорогая, – умиротворённо пропела в трубку мать и отключилась.
Женщина тихо взвыла, запустив подушкой в стену: кто-кто, а Вера Георгиевна должна знать, что если Иду разбудить, то заснуть она потом не сможет ни при каких обстоятельствах. Бормоча несвязные ругательства, Ираида тяжело вздохнула и поплелась на кухню, заварить кофе и попытаться обдумать, какие беды сулил маменькин звонок.
Конфликт матери и дочери Бартеневых насчитывал уже более двадцати лет.
– Учись готовить! Не научишься – никто на тебе не женится! – твердила мать.
– Мама, я умею готовить, – терпеливо возражала Ида.
– Не перечь матери! – сердилась Вера Георгиевна. – Мне лучше знать, что ты умеешь, а что нет! Смой с лица всю эту дрянь!
– Мама, это просто косметика!
– Опять ты за своё! Вот я в твои годы…
Порой Иде казалось, что мать видит её какой-то мифической героиней-домохозяйкой, у которой просто обязан стоять в красном углу киот с иконой мужа, а на алтарь – для этого сáмого мужа ежедневно должны приноситься жертвы в виде последних достижений кулинарии и стерильно чистого текстиля. Собственно, это её и раздражало, особенно когда Вера Георгиевна обстирывала, обхаживала и чуть ли не обожествляла Константина,
