что это бывает – так… Да, ты скажешь, так все говорят, но я на своей шкуре испытал!
Не думай только, что я просто хочу добиться своего. Я хочу быть для тебя мужем – носить тебя на руках, зарабатывать для тебя деньги – сам. Видеть тебя каждый день. Вот скажи мне – не надо секса, и я буду терпеть всю жизнь, лишь бы рядом с тобой. Не могу, не в силах представлять другого, который смеет тебя касаться, целовать тебя – ты моя! Только моя! Тот, кто дотрагивается до тебя… он ублюдок… нет, не могу даже думать об этом.
Соня, Сонечка, маленькая моя, девочка моя, пожалуйста, позвони мне… Вот мой номер… Просто позвони и скажи: «Я прочитала». Или что хочешь скажи. Я всё пойму по твоему голосу… Я не верю никогда не поверю, что ты просто отвернёшься от меня, уйдёшь к этому мерзкому типу, это же неестественно – быть с ним, неужели ты не видишь сама? Эти всё твои глупости – что ты старше… да не будешь ты никогда старше, ни в шестьдесят, ни в восемьдесят… Ты не должна это же условности – я ведь вижу, что ты – другая. Ты не притворяешься, как я, перед ними всеми, что такая же. Мне жалко потерянных лет, стыдно даже за них. Но теперь я опять стал собой. Оказывается, только с тобой я могу быть настоящим.
Я не знаю, чем закончить это письмо… Перечитывать просто боюсь.
Позвони, иначе я умру».
Соне самой хотелось сейчас умереть. Сердце у неё разрывалось – она не знала, что делать. Лучше бы он остался напористым и навязчивым, требовал или молил. Но это письмо… Оно полностью обезоруживало. Человек писал и совершенно не думал, какое впечатление произведёт, не сочтут ли его самого «с приветом», не покажут ли на мозги. Просто пытался достучаться до неё, донести поскорей свою истину, ни минуты не сомневаясь, что стоит только всё рассказать, и Соня обратится в его веру. Знал бы он, что и обращаться не надо. Может, кто другой и не понял бы, назвал бы всё бредом, но они с Димой, видать, существовали на единой волне, были посеяны на одной почве, хоть и в разное время.
Да, она помнила. Как можно было не помнить тот день, когда Борис потерял свои замечательные, зелёные, блестящие глаза?
Это произошло летом – Дима ошибся, тринадцать ей исполнилось только осенью. Она сбежала в тот день из больницы, где лежала на обследовании – Мара положила её туда по совету Нины Степановны. У Сони всегда был слабый желудок, а в начале подросткового возраста обострения случались чуть ли не каждую неделю, что бы она ни съела. В больнице её поджидали различные тяготы: и заглатывание без наркоза (на детях, видать, экономили) резиновой «кишки», страшная колоноскопия, бесконечные анализы крови из пальца и вены, клизмы, рентгены и жуткая диета.
Всё это было ерундой. Но в середине второй недели из её палаты выписали двух маленьких девочек и подселили двух других – на год старше Сони. Они сразу окрестили её «чокнутой», потому что подсмотрели однажды, как она тайком разговаривает с Борисом, и принялись издеваться. Угрожали, что выкинут игрушку в унитаз или отдадут в палату к мальчишкам – там тоже
