повесили «бегун», чтобы она могла подвигаться за пределами клетки, но при этом ее никто не вел на веревке.
Я не шевелюсь и ничего не говорю. Вайра склонила голову набок. Рот раскрыт, она рычит. Это глубинный, нутряной рык. Зубы блестят, и мое сердце проваливается куда-то в область кишок. Один из передних клыков у пумы сломанный и зазубренный. Она поднимает лапу. У меня нет причин так думать, у меня нет никакого опыта, который подсказывал бы, но я знаю: она меня оценивает. Взвешивает, что я за человек. Страх отказывается прятаться, как ему положено. Он исходит от меня, мощный, как запах тухлой рыбы, как вонь от сыра, залежавшегося на нижней полке шкафа, как смрад от пса, извалявшегося в дерьме. Меня накрыла такая волна адреналина, что кажется, будто кто-то втыкает мне в грудь раскаленные иглы. В ее шерсти я различаю миллионы оттенков серого, коричневого, оловянного и черного. Что я здесь делаю? Не двигаться. Не бежать. Не…
– Давай, пошли!
Джейн хватает меня за руку и внезапно мы куда-то идем. Я что-то булькаю. Вообще я собиралась задать какой-то вопрос, но он потерялся на пути между мозгом и языком. Вайра презрительно отвернулась и движется прочь. У меня нет времени почувствовать облегчение, поскольку пальцы Джейн впиваются в мою руку. Вайра хлещет хвостом. Вдоль спины идет темно-коричневая полоса, которую то и дело прорезают резкие, геометрические тени. Она по-прежнему рычит.
– Когда она хочет погулять, отцепиться от бегуна, – говорит Джейн, пока мы несемся вперед чересчур быстро, – кто-то обязательно должен шагать впереди. Ей нужно, чтобы кто-то ее защищал.
Защищать ее? Разве этому животному нужна защита? Пума уверенно направляется прочь с поляны.
– Надо поторопиться, – бормочет Джейн. – Está bien, chica. Está bien[17].
Не знаю, кого она пытается ободрить: меня или Вайру. Но сосредотачиваюсь на ее голосе. На австралийском говоре. Если закрою глаза, может, проснусь в Сиднее. Джейн подталкивает меня вперед. Только с каждым шагом я приближаюсь не к Сиднею, а к Вайре. Пума оглядывается через плечо, бросая на меня взгляд, исполненный абсолютного отвращения. У меня трясутся руки, так что я оттягиваю рукава, чтобы спрятать ладони. Сосредотачиваюсь на пестром лиственном ковре, который слишком громко хрустит под ногами. Листья сменяются сплетением корней. Потом мы опять поднимаемся под сине-зеленый полог. Снова спускаемся. Я чувствую запахи цветов, смешанные с едкой вонью кошачьей мочи. Веревка Вайры натягивается, дальше пума идти не может, и рык становится громче, как мотор. Звук исходит из живота. Это мне только казалось, что кошка небольшая. Она огромная. Ее спина доходит до верха моего бедра. Лапы размером с тарелку.
Джейн хватает меня за руку.
– Вперед!
Оскар пристегивает веревку Вайры к ремню на поясе. За деревом начинается тропинка, а Вайра стоит на пути, но Джейн не колеблется ни секунды. Она просто идет вперед, будто собирается оттолкнуть пуму, и тащит меня за собой. Джейн так близко, что мои ноздри дергаются от кислого запаха ее пота. Миг
Все хорошо, девочка. Все хорошо.
