единственный вопрос:
– А это не опасно? – шепчу я.
Джейн сначала не отвечает, но не сбавляет шага. Зеленые глаза приобретают бронзовый оттенок.
– Может, и опасно, – произносит она наконец. – Но каждый из нас сам для себя решает, стоят ли эти животные такого риска.
Она смотрит на меня напряженно, ссутулившись так, что плечи находятся на уровне ушей. Потом указывает влево, где два высоких ствола с ветвями, узловатыми, как лица ведьм, чуть выдаются вперед из общей массы. Они наклонены к солнцу, и от этого переливаются, точно шелковые.
– Просто запомни эти два дерева, – говорит Джейн так, будто они решают, кого пропустить, а кого – нет. – Нам туда. – Потом замолкает, плечи расслабляются. – Идем. – Девушка улыбается. – Она уже ждет.
Я, спотыкаясь, пробираюсь мимо двух ведьм во тьму. Стопы ударяются о неровную почву, ноздри забивает запах росы. Я пытаюсь разорвать свисающую сверху траву, но корни ее где-то высоко над головой, а края листьев острые, как бритва. Я вижу не дальше нескольких шагов впереди себя. В джунглях бывает два времени года: сезон дождей и сухой сезон. Я приехала в апреле, в конце сезона дождей. Тут редко бывает красивее, чем теперь, после пяти месяцев ливней. Скоро наступит засуха, земля запечется коркой, грязь потрескается, листья раскрошатся. Но сейчас… Красота умопомрачительная. Неведомым образом зеленый складывается из всех цветов до единого.
Я кручу головой, делая несколько слишком частых вдохов. Неба над головой нет, только возвышаются деревья, облепленные листьями, широкими, как плащ волшебника. Некоторые деревья настолько огромны, что похожи на великанов с телами в броне из шипов, с раздутыми головами и облупившейся кожей, из-под которой сочатся бронзовые ручьи. А птицы… Где-то слева от меня дятел и, наверное, ара. Высоко над головой – обезьяны-ревуны, такие же, как Коко и Фаустино. Их крики эхом отражаются от деревьев. Здесь такие ширмы из бамбука, что им, как мне кажется, самое место в средневековых пыточных камерах. Повсюду мхи, лишайники, каскады кислотно-зеленых папоротников, лианы как веревки, грибы всех цветов радуги – пришельцы, цветущие голубым, фиолетовым, подсолнечно-желтым цветом. Одни деревья душат другие. Муравьи устраивают рвы. Они переносят листья во много раз больше их самих, а также трупики, останки, зерна, цветы. Муравьи меньше веснушки, крупнее моего большого пальца, клубнично-красные, блестящие черные. Муравьи с жвалами, после укуса которых придется швы накладывать. Жуки с крылышками, похожими на отполированные кристаллы, жабы размером с теннисный мяч, термитники с пляжный мяч. Лепестки – желтые, медные, кобальтовые, ультрамариновые брызги. Вот дерево с такими огромными опорами, что я могу пройти под ними, выпрямившись во весь рост, и никто меня больше не найдет. Оно унизано грибами цвета яда, цвета первобытных миров.
Бросаю долгий взгляд назад: как говорит мозг, где-то там по-прежнему есть дорога. А потом снова пускаюсь в путь.
Это сказка. Мы идем
