style="font-size:15px;"> Помощь эльф не принял. Взглянув на предложенное полотенце, он поджал губы, затем выдернул тряпку из моих рук и завернулся в нее, прежде чем переступить борт купели. Все это он проделал в угрюмом молчании, стараясь не смотреть в сторону ненавистного врага.
Его неприязнь была физически ощутима и с каждым часом усиливалась. Я чувствовала, как страх в нем постепенно отступает, превращаясь в ярость.
Похоже, ночью придется спать вполглаза, если я, конечно, не хочу в один прекрасный момент пробудиться от того, что к моему горлу прижимается нож или осколок разбитого кувшина. Делить шатер с мужчиной, мечтающим тебя убить, – удовольствие сомнительное.
С одеждой для эльфа я решила повременить – сначала обработать мазью его повреждения, потом позавтракать, а уже после заняться остальными проблемами. Пока пленник – до сих пор безымянный – неуверенно мялся посреди шатра, я опустилась на кровать и без задней мысли похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.
И тотчас голубые глаза расширились, затем сузились, превратившись в узкие щели, пылающие адским огнем.
– Иди сюда, – позвала я, все еще не понимая этой странной реакции.
Взгляд эльфа скользнул по расстеленной кровати, и пальцы нервно сжали на груди ткань полотенца. Вместо того, чтобы шагнуть вперед, пленник попятился. Снова он напоминал дикого зверя, загнанного охотниками в ловушку.
Ступней он зацепил палку – ту самую, которой пытался в порыве ненависти пронзить меня насквозь. Сломанная пополам, она валялась на полу ярким доказательством того, что сопротивляться дракону бесполезно. Глядя на эту палку, эльф тяжело сглотнул и прошептал пересохшими губами:
– Не надо. Если в тебе есть хотя бы капля человечности, не надо. Лучше убей.
О боги, мой жест он понял совершенно неправильно. Я приглашала его сесть рядом, чтобы удобнее было наносить на раны целебный состав. А он решил, будто им хотят воспользоваться. Снова. Как этой ночью. Для того и позвали в шатер. Потому и позволили смыть грязь.
Он смотрел в сторону, часто дыша и сжимая в кулаке край полотенца, запахнутого на груди. В наших краях мужчины после ванны кутали только бедра, но эльф, вымывшись, попытался прикрыть как можно больше обнаженного тела. Подсознательно или нет, не хотел выглядеть возбуждающе, спровоцировать новое насилие.
Как бы он ни храбрился, мысль об очередном унижении приводила его в ужас. В ужас настолько сильный, что он даже позволил себе сказать то, что сказал.
«Не надо. Лучше убей».
Не желая ранить эльфийскую гордость еще больше, я притворилась, будто не заметила его страха. Не поняла, о чем он говорит и что имеет в виду. Так мы оба могли сделать вид, что этой постыдной фразы не было и пленник не унизил себя мольбой о пощаде.
– Ну что опять не так? – сказала я наигранно ворчливо и потянулась к миске с мазью, приготовленной Мойлой по моему распоряжению. – Умру, но не дам вылечить свои раны? Принять помощь от врага настолько
