а еще через минуту неуверенно развязал полотенце и позволил ткани сползти на бедра. Так его пах был по-прежнему закрыт, а красивая безволосая грудь – доступна моему взгляду.
Мы начали с безобидного – с царапин от женских ногтей на плечах. Раны отчего-то до сих пор не затянулись, несмотря на всю хваленую эльфийскую регенерацию. Когда я растерла между пальцами мазь и коснулась алых полос на коже пленника, тот отвернулся, завесившись волосами, словно происходящее его смущало или было до крайней степени неприятным.
– Что с остальными? – спросил он после продолжительного молчания. К тому времени я успела обработать большую часть ссадин и синяков на открытых участках тела и собиралась заняться следами от укусов на груди.
Я догадалась, что эльф говорит о своих спутниках, но пока мне нечего было ему ответить.
Подождав немного, он продолжил:
– В последний раз я видел их до того, как меня… А потом – нет. И утром, после всего, – тоже нет. Их… убили? Они не… не выдержали?
– Я не знаю, но выясню после завтрака.
Эльф взглянул на меня с подозрением, а потом неприязненно искривил разбитые губы, на них тоже было бы неплохо нанести мазь.
– Чудовище из Сумрака не знает, что творится у нее под носом?
Он не верил. Решил, что я просто не хочу говорить правду.
Я в последний раз осмотрела спину пленника: широкая, с развитыми мышцами, она оказалась покрыта сеткой тонких порезов. Ночью, во время насилия, жертве приходилось лежать на земле, а та была усеяна сухими ветками и мелкими острыми камнями.
– Повернись, – попросила я, и эльф нехотя подчинился.
Его красивую мордашку почти не испортили. Пусть мои люди и не были ценителями прекрасного, но избегали бить пленника по лицу, однако губам все равно досталось.
Стоило смазанному пальцу дотронуться до порванного краешка рта, и пленник дернулся, уходя от прикосновения.
– Больно? – спросила я, и эльф хмуро сверкнул глазами из-под сведенных бровей.
– Воины приучены терпеть боль.
– Тогда в чем дело? Почему ты… Послушай, здесь не очень-то чисто. В ранки может попасть инфекция.
– Думаешь, меня это хоть сколько-нибудь волнует?
– Но ты же позволяешь мне себя лечить.
Мы оба знали, что царапины и ссадины – всего лишь прелюдия. По-настоящему требовало лечения то, что сейчас было скрыто плотной тканью полотенца. Сразу приступить к главному оказались неготовы ни я, ни эльф, поэтому начали издалека. Нам требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу и смириться с неизбежным: с тем, что пленнику придется раздеться полностью и позволить врагу коснуться его самых стыдных и неприличных мест.
Прикрыв глаза, эльф подставил мне лицо.
– Думаю, будет удобнее, если ты чуть приоткроешь рот.
Вроде я ничего страшного не сказала, но мои слова заставили несчастного содрогнуться всем телом.
– Нет, – он резко отвернулся
