Не могла спать, озиралась по сторонам, когда покидала «убежище». Иногда мне казалось: лучше бы Игнат взял свое и отстал от меня, – Ян дышит тяжелее и сжимает мое предплечье. – Потому что морально он мучил меня еще сильнее. Я превратилась в настоящего параноика, – дрожащим голосом добавляю сипло: – И до сих пор им осталась.
Прячу лицо в ладони, выдыхаю тяжело, ощущаю, как Ян гладит меня по плечу, спине. Обнимает. Хватаюсь руками за его футболку, будто ища спасения, утыкаюсь носом в лихорадочно вздымающуюся грудь и продолжаю тише:
– Я устала быть беззащитной и залезла в аптечку бабули. С того момента я перепробовала на Игнате практически все ее лекарства, не зная заранее их действия. Методом тыка. Сводный то страдал от диареи, то терял сознание от внезапно упавшего давления, то задыхался от аллергии… Родители возили его к врачам, даже проверяли на наркозависимость. Но главное, Игнату было не до меня.
На секунду смотрю на Яна. Ловлю на себе сочувственный и в то же время напряженный платиновый взгляд. Опускаю ресницы, чтобы не вступать в зрительный контакт. Так говорить легче, когда чувствуешь, но не видишь.
– Когда мне было семнадцать, бабуля умерла. Единственный человек, который нормально относился ко мне в той семье, оставил меня, – надуваю губы, будто она виновата в своей смерти. – Другие дети были старше – и к этому моменту многие из них «выпустились» во взрослую жизнь. Семья тем временем подбирала в детдоме «новых» воспитанников. Игнат становился все сильнее и бешенее. И я… поняла, что жить там больше не смогу. Я сбежала, украв у них… – качаю головой, отважившись всю правду сказать. – Да я хватала все, что плохо лежало. Деньги, ценности, даже аптечку бабули. Смылась из их загородного домика в столицу, где смогла затеряться в толпе. И скрывалась до совершеннолетия, чтобы меня насильно не вернули в семью.
– Тебя больше… не обижали? – Ян говорит со мной, как с маленькой, но в тоне четко прослеживается сталь.
– Я больше не позволяла себя обижать, – чеканю гневно. – Я какое-то время работала в круглосуточном кафе уборщицей. Нелегально. Чтобы не «светиться». Когда ко мне начал подкатывать хозяин заведения, я «угостила» его таблетками от бабули – и опять сбежала.
– Малышка моя, – шепчет с надрывом, отчего мне становится жалко себя.
– Я не знаю, когда это произошло, но в какой-то момент в мозгу что-то щелкнуло, а в груди закаменело, – произношу внезапно обледеневшим тоном. – Страх ушел. Будто умерло что-то внутри меня. Остался только холод. И вообще ноль эмоций. Словно пустая стала. Тогда же я наткнулась на один элитный ночной клуб. И не заметила сама, как начала опаивать и обчищать богатых мужчин. Во мне играла не столько жажда денег, сколько желание проучить их, отомстить. Будто это они виноваты в том, ЧЕМ я стала. Один раз влипла, но меня спас администратор. Он вообще хорошо ко мне относился, прикрывал. Странный, – пожимаю плечами.
– У вас были… – Ян запинается, – …отношения?
– Наверное, могли
