остается за порогом, но всовывает голову в квартиру. Высокий, с длинными черными волосами, зачесанными в отвратительно сальный хвост. Щеки ввалились, под ногтями – черные ободки, руки грязные и костлявые.
Что за хрень?
Скрипучим голосом, вполне соответствующим внешнему виду, человек с некоторым интересом спрашивает:
– Это дом твоей дочери? – Он не пьяный.
– Да. Клево, а? Я ею горжусь.
Ричард улыбается, и парень поощрительно хлопает его по плечу.
– А это кто? – спрашивает он.
Оба смотрят на меня. Ричард по-прежнему улыбается.
– Это? Это Хардин, парень Тессы.
– Здорово, я Чад, – произносит мужик так, словно он местная знаменитость и я не мог про него не слышать.
Не пьян. Это гораздо хуже.
– Замечательно, – отзываюсь я.
Чад обшаривает глазами нашу гостиную. Хорошо, что Тесса в душе и не вынуждена с ним знакомиться.
Тут я слышу, как открывается дверь в ванную, и мысленно матерюсь. Надо побыстрей заканчивать эту болтовню. Чад задирает рукав толстовки и чешет руку. Чует мое сердце, к моменту, как Теса выйдет, я обязан выпроводить их на хрен.
– Хардин? – раздается голос в коридоре.
– Вам пора, – сообщаю я этой стремной парочке насколько это возможно грозно.
– Я хотел бы увидеть ее, – говорит Чад со странным огоньком в глазах.
Еле удерживаю себя от того, чтобы вышвырнуть обоих кренделей в окно.
– Нет. Ты ее не увидишь, – отвечаю я.
Ричард смотрит на меня.
– Ладно… ладно… пойдем, – бормочет он, выпроваживая приятеля. – Пока, Хардин. Еще раз спасибо. Не попади в тюрьму, – брякает он на прощание и с ухмылкой выходит.
– Хардин? – снова зовет она и заходит в гостиную.
– Они только что ушли.
– Что случилось? – спрашивает она.
– Что случилось? Хм… разберемся. Зед приходил к тебе в офис, твой папаша-алкоголик привел совершенно стремного дружка в нашу квартиру. – После короткой паузы добавляю: – Ты уверена, что твой папа только пьет?
– Что? – Рукав ее – то есть моей – футболки сползает, оголяя плечо. Она отступает назад и садится на диван. – Что значит «только пьет»?
Не хочу сеять в ней подозрение, что ее отец не только бездомный пьяница, но и наркоман. Он не так плохо выглядит, как заходивший к нам придурок, но у меня все равно остается от всего этого странное чувство. Тем не менее я говорю:
– Не знаю. Я ничего не имел в виду, просто думал вслух.
– Хорошо… – спокойно отвечает она.
Уверен, – я достаточно хорошо ее знаю, – что вопрос, сидит ли отец на наркоте, ей в голову не приходил; она никогда не поймет, что я имел в виду.
– Ты на меня злишься? – робко спрашивает она.
Я знаю, она ждет, что я внезапно взорвусь. Но я нарочно избегаю разговора.
– Нет.
– Точно?
Она
