колеблясь…
– С ним ведь, кажется, все в порядке, правда? Я имею в виду, что он хороший, – тихо говорю я, прерывая его. Пальцы Хардина перестают двигаться по моей коже. – Я не знаю его достаточно хорошо, я могу только предположить.
– В твоем детстве он не был хорошим.
Взор Хардина пылает, хотя голос звучит очень мягко.
– Не напоминай мне об этом, когда он рядом, пожалуйста. Я и так стараюсь изо всех сил, так что давай не будем его отталкивать.
Я слезаю с его колен, и мы ложимся, обнимая друг друга.
– Завтра будет длинный день, – вздыхает он.
– Да, – шепчу я в ответ, уткнувшись носом в его руку.
На завтра намечено слушание об отчислении Хардина за избиение Зеда, и это не наш звездный час.
Вдруг на меня накатывает страх: я вспоминаю сообщение, которое послал мне Зед. После встречи с отцом я почти забыла об этом. Телефон, установленный на вибрацию, лежал в кармане, мы ждали возвращения Стеф и Тристана, а Хардин молча смотрел на меня, пока я читала сообщение, и, к счастью, не спросил, в чем дело.
«Можно ли поговорить с тобой завтра утром наедине?» – написал Зед.
Я не понимаю, что делать, и не знаю, о чем говорить, учитывая, что он заявил Тристану, что собирается выдвинуть против Хардина обвинения. Надеюсь, что Зед сказал это только для того, чтобы произвести впечатление и сохранить репутацию. Хардин – в беде, у него реальные проблемы. Я должна ответить на сообщение, но не думаю, что встречаться с Зедом наедине – хорошая мысль. Боюсь, что Хардин из-за меня может снова попасть в беду, а у него и без этого много проблем.
– Ты меня слушаешь? – толкает меня Хардин, и я смотрю на него, не размыкая обьятий.
– Нет, извини.
– О чем ты думаешь?
– Обо всем. О завтрашнем дне, обвинениях, отчислении, Англии, Сиэтле, отце… – вздыхаю я. – Обо всем.
– Ты будешь со мной? Когда будут решать, исключить ли меня?
– Если ты захочешь, чтобы я была там, – говорю я.
– Я хочу.
– Тогда я буду там. – Я должна сменить тему, поэтому продолжаю: – До сих пор не могу поверить, что у тебя новая татуировка. Покажи ее еще раз.
Он плавно откатывается от меня и переворачивается на живот.
– Подними мою футболку.
Я задираю его черную футболку, не останавливаюсь, пока не обнажается вся спина и не появляется белая повязка, закрывающая недавно набитые слова.
– На повязке немного крови, – замечаю я.
– Это нормально, – отвечает Хардин; похоже, что ему смешно от моего беспокойства.
Я очерчиваю пальцем покраснение вокруг букв. Новая тату сразу стала моей любимой. Эти слова так много значат для меня – и для него, по-видимому, тоже. Чтобы не омрачать жизнь еще больше, решаю не говорить о переезде в Сиэтл. Скажу ему завтра, как только мы узнаем об исключении. Я обещаю себе сто раз, что скажу: чем дольше я жду, тем сильнее он разозлится.
– Это достаточное обязательство
