когда я убитая лежу, думаю: “Господи, зачем женщине такая профессия?”». Было и потом много смеха, было немало дополнений, мы несколько раз переписали финал, я развеивала сомнения Мастера, когда он говорил: «Зачем зрителю знать всю эту изнанку, закулисье?» («Как зачем? Так это же самое интересное!») В общем, это был потрясающий опыт – по крайней мере, для меня. И еще: кажется, у меня получилась не только книга о Валентине Елизарьеве, но и о природе творчества.
Этой книгой я хочу сказать важную для меня вещь: никогда не изменяйте своей мечте. Даже когда она кажется недостижимой, как казался мне недостижимым Валентин Николаевич, когда я, двадцатилетняя, пыталась слиться со стеной за кулисами Большого театра Беларуси. И никогда не изменяйте своей любви. Особенно, если это любовь к балету.
Утро
(1947–1982)
«Щелкунчик»
Утро
Утренний класс – великий уравнитель. Вчера вечером я видела этих артистов на премьере – выложившихся по полной, купавшихся в аплодисментах и обожании. Утро – и они снова здесь, стоят вдоль стены и – раз-два-три, раз-два-три, аккомпаниатору: «Наташа, три четверти!», «Наташа, шире, быстрее!» – делают все те же упражнения, которые делали каждое утро в хореографическом училище, все эти батманы, плие, прыжки, вращения, и чтобы обязательно из пятой в пятую, и ножкой об ножку…
«Пропустишь один класс, потом нужно три дня входить в форму», – объясняет Елизарьев. Он привел меня в репетиционный зал, здесь сегодня проходит класс у мужчин. Прямо в центре стоят солисты, я узнаю их в лицо. Все как один: высокие, длинноногие, с четким рисунком мышц на ногах, крепкими руками и подтянутыми ягодицами. Балет всегда эротичен. «Все солисты схожи», – говорю. Я впервые увидела их вместе, и это сходство контура бросается в глаза. «Поэтому они и солисты, – говорит Елизарьев. – Они должны быть такими». – «А если артист технически хорош, но ростом, например, не вышел?» – спрашиваю, вспоминая его самого и его однокашника Мишу Барышникова. «Тогда он будет подходить только на определенные роли». Но Барышников смог расширить границы возможного.
Мужчины постепенно разогреваются (в этом, собственно, и смысл класса – подготовить тело к дневным нагрузкам) и раздеваются: вот были в спортивных костюмах с вытянутыми коленками (здесь красота – не на первом и даже не на втором месте), вот снимают куртки, комбинезоны, остаются в трико и майках, или в майках и спортивных трусах. Стыдливые могут назвать это шортами, что не меняет сути: они очень короткие и облегающие.
Начинается та часть урока, которая зовется «аллегро» – быстро, весело. Не то чтобы артистам было весело, скорее мы, их единственные зрители, видим, что они выполняют все бодро (это еще один перевод термина «аллегро»): прыжки идут один за другим, взлететь из пятой позиции и приземлиться в пятую удается не всем. «Начало сезона, – объясняет Елизарьев, – они еще
