будут стать подготовкой к возвращению Самсонова – таков был его план.
Я дочитал письмо и понял, что на ближайшее время моя жизнь расписана чётко: Самсонов жив, он хочет вернуться, и я должен помочь ему сделать это.
Письмо Андрей у меня забрал и тут же сжёг, воспользовавшись зажигалкой. Я попытался протестовать, но Андрей сказал, глядя на меня сверху вниз:
– Никто не должен знать о том, что Самсонов возвращается. И о том, что он жив, тоже.
Помолчал и сказал после паузы:
– Даже Светлане и Дёмину вы не имеете права ничего говорить.
– А как же…
– Это просьба Сергея Николаевича, – отрезал Андрей.
Значит, были у Самсонова причины сохранять всё в тайне.
2
В тот же день, ближе к вечеру, я дозвонился до Светланы.
– Женя? – обрадованно воскликнула она. – Ты откуда звонишь?
– Я в Москве.
– Немедленно приезжай ко мне! Адрес ещё помнишь?
– А как же!
Когда она открыла мне дверь своей квартиры, мне показалось, что и не было последних двенадцати месяцев – Светлана нисколько не изменилась и оставалась такой, какой я и помнил её всё это время.
– Как я по тебе соскучилась! – сказала она, привлекла к себе, поцеловала и обняла так, как обнимает мать своего надолго пропавшего сына.
В квартире, кроме Светланы, обнаружился незнакомый мне мужчина. Он был невысок ростом и круглолиц, держался уверенно.
– Познакомься, – сказала Светлана. – Дмитрий Алексеевич.
Она несколько смутилась, представляя мне круглолицего, и это сразу всё объяснило.
– Просто Дима, – поправил её мужчина.
Я не испытывал к нему неприязни, но мне представлялось, что этот самый Дима вторгся на чужую территорию – не на мою, а на территорию Самсонова – и это, наверное, отразилось на моём лице, потому что через пару минут, когда мы остались наедине со Светланой, она сказала, старательно глядя куда-то в окно:
– Мы познакомились с ним месяц назад. Он артист.
Не может молодая и красивая женщина скорбеть вечно. Жизнь возьмёт свое – рано или поздно. Но вся штука была в том, что Самсонов жив. И я не был уверен, что, знай об этом Светлана, она позволила бы находиться рядом с собой этому самому Диме. Я посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Этот взгляд она истолковала по-своему. Вздохнула и сказала:
– Не будь жестоким.
Просила, чтобы я её не осуждал. И какое, впрочем, я имел право осуждать?
– Ты неправильно меня поняла, – пробормотал я.
Ничего я ей сейчас не скажу. Потом, когда Самсонов объявится, она сама всё для себя решит.
– Я к тебе по делу, – сообщил я, стараясь переменить тему. – Долго думал и решил: а почему бы нам не возродить нашу, то есть самсоновскую, программу?
Надо было видеть лицо Светланы в эту минуту. Это было больше, чем просто
