глаз не сомкнул. Спустя месяц я принял решение взять и заново собрать все сгоревшие дотла картины Шестого дядюшки. Рисовать я не умею, зато могу соединить разные сюжеты картин в одном романе. Другими словами, раз уже нельзя увидеть картины Шестого дядюшки, остается лишь написать роман в память о наших с ним отношениях, а также в память о запечатленном на его картинах Яньцзине.
Но когда дело уже дошло до написания романа, это оказалось не так-то просто. Все эти картины представляли собой разрозненные эпизоды из жизни, между тем как персонажи и события романа необходимо было увязать между собой. Помимо этого, некоторые из картин Шестого дядюшки относились к постмодерну, соответственно изображенные на них люди и среда были искажены или преувеличены, в них читались переходы из нашего мира в потусторонний, их населяли добрые и злые духи; другие его работы напротив выглядели очень правдоподобно, на них отображались бытовые сцены, обычные люди и текущая рутина повседневной жизни; причем техники, в которых писались эти два вида картин, заметно отличались; применительно к картинам, которые рисуются каждая отдельно, это допустимо, но в пределах одного романа изобразительные приемы и стиль письма должны быть едиными. Написав две главы, я уже думал бросить это дело, но потом рассудил так: пусть я всего лишь писака, которому и курицу-то связать не по силам, однако своей писаниной я помогаю людям развеять тоску, к тому же в душе я всегда одобрял увлечение Шестого дядюшки. Надо использовать свое какое-никакое мастерство, чтобы оживить позабытые чувства и мечты моего друга, нельзя бросать слов на ветер и останавливаться на полпути, поэтому с горем пополам я продолжил писать дальше.
Пока я писал, то изо всех сил старался согласовать между собой все, что проявлялось в картинах дядюшки, от постмодернизма, всякого рода искажений, преувеличений и переходов из одного мира в другой с их добрыми и злыми духами до реалий повседневной жизни; при этом реалии повседневной жизни стали основой повествования, а все эти искажения, преувеличения и переходы из одного мира в другой с их добрыми и злыми духами послужили своего рода яркими лоскутами или острой приправой; в большинстве глав описывается самая будничная реальность, но есть главы, в которых присутствует и некоторая чертовщина, свойственная постмодернизму, все это сугубо смеха ради, хочу, чтобы читатель не воспринимал это серьезно; главных героев для романа я отобрал с того самого полотнища в два квадратных метра, на котором в технике контурного рисунка изображались все участники яньцзиньской труппы, именно они сопровождают все повествование от начала и до конца; разумеется, среди главных героинь не обошлось и без задушевной подруги Шестого дядюшки; в общем я старался устроить так, чтобы все эти персонажи стали еще ближе к Шестому дядюшке. Среди них главным героем стал человек, которому пришлось покинуть Яньцзинь, но ведь только тот, кто покинул Яньцзинь, способен его понять как никто другой; а вот на картинах Шестого дядюшки везде изображен Яньцзинь; в этом смысле мой роман от картин отличается; прошу Шестого дядюшку не осуждать меня за то, что здесь я малость выскочил за рамки.
