может быть… Сам ты что об этом думаешь?
Збых наклонил голову, посмотрел искоса.
– Я не думаю, я знаю, – ледяным голосом сказал он и вдруг ни с того ни с сего начал читать:
Призрак давних эпох, навевающий сон,
Эхо тихих шагов, уходя в небосклон,
Бороздящее тьму на рассвете.
Лёгкий шелест листвы, рокот тёплой волны,
Тишина подземелий и грозы весны —
В колыбель приходящие к детям.
Оберег и броня тёплых маминых рук,
Вереница событий, друзей и подруг,
Первый враг, что понять так непросто.
Поле, лес и луна – в облаках и в реке,
Лето, осень, весна, льдинка на языке —
Это в памяти держит подросток.
Уходящая юность, груз новых забот,
Сны, печали, усталость, кровь, слёзы и пот,
Смех и горе, ответы, вопросы…
Дуновение смерти за чьей-то спиной
И любовь, что поможет остаться собой, —
Так внезапно становишься взрослым.
Новый груз новостей, треволнений и бед,
Череда поражений, ничьих и побед.
Первый волос седой на макушке.
Всё, что в жизни узнал, уже можно забыть,
Всё равно эти знания не применить —
И грустят старики и старушки.
Нет ни сна, ни печали, лишь молкнут шаги,
В воду бросили камень, погасли круги,
Только души в единое слиты.
Вновь ушёл в дальний путь призрак давних эпох,
И в молчанье холодных застывших веков
Пыль заносит могильные плиты…
Жуга слушал почти не дыша эти скупые сбивчивые вирши, от которых щемило сердце, и нездоровый холод волной поднимался в душе, и не оставалось после ничего, только один большой неясный вопрос: почему? зачем? за что?
– Силён рифмач… – одними губами прошептал Жуга.
Збых умолк. Покосился на ремешок на запястье. Кожа под ним покраснела и чесалась.
– Жуга, – тихо позвал он.
– Что?
– Что дальше будет?
– С тобой или с ним?
– С нами… с обоими.
Жуга не ответил. Присел у края майны. Сгрёб ладонью снег.
– Смотри. – Он слепил снежок и бросил его в прорубь. С лёгким плеском тот исчез и показался снова еле видным белым пятнышком под тёмной водой. – Вода это как бы твоя душа. А снежок – его. Не плавает, не тонет.
Он умолк, а когда продолжил, голос его звучал странно.
– Вода растопит снег, – говорил Жуга, не глядя на кузнеца. – Пройдёт девять дней, и его душа отправится в путь. Если они смешаются, то и твоя уйдёт следом… Три дня уже прошло.
Збых почувствовал, как замирает сердце. Сглотнул гулко.
– И… ничего нельзя сделать?
Жуга помолчал.
– Девять дней – огромный срок, если знать, что делать, – наконец сказал он, рассеянно глядя в прорубь.
