style="font-size:15px;"> – Быть городу пусту! Быть пусту, быть пусту! К черту в Преисподнюю провалится! Как появился, так и сгинет! И место его не найдут, окаянного!
Слушатели волновались, бросая гневные взгляды на администрацию, то и дело слышались то мужские, то женские истеричные голоса:
«Спасите нас! Покарать отступников! Смерть Соловьеву!»
Крики становились все громче, смешались с разноголосым детским плачем, и, наконец, тяжело хлопнула массивная дверь администрации. Люди обернуться на шум. Начальник национальной гвардии, на миг замер, оглядел толпу. Потом повернулся к караульным на входе и яростно проорал что-то гневное, неслышное за беспорядочным шумом толпы. За охрану здания администрации и мэра отвечала не полиция, а он.
Решительно кинулся в плотное скопище вокруг новоявленной пророчицы. Послышался многоголосый возмущенный ор, замелькали предусмотрительно взятые зонтики – люди не расступились и не пропустили. Пророчица продолжила вдохновенно вещать. Автоматчики, «вдохновленные» начальником ожили, скинув оружие с плеча, ринулись вслед за ним. Несколько национальных гвардейцев выскочили из дверей и бросились помогать.
Трехэтажный мат, отчаянные крики. Свалка.
«Бах» – гулкий пистолетный выстрел загулял долгим раскатистым эхом над площадью.
«Трататах!» – никто не успел ничего понять, как вслед за выстрелом, автоматная очередь громом ударила по барабанным перепонкам.
– Аааааа! – убили, – над площадью полетел пронзительный и одновременно пробирающий до глубин души женский крик. Настроение толпы, в единый миг изменилось на дикую панику, толпа разбежалась. Истошно голося так, что резало уши, старики, старухи, дети испуганными мышками сталкиваясь, спотыкаясь и падая на асфальт, помчались прочь. Вновь поднимались, все в грязи, бежали. Прошли считанные секунды, и площадь обезлюдела. Перед дверью администрации остался десяток растерянных вооруженных людей в форме национальных гвардейцев. На асфальте сиротливо лежал на половину раскрытый зонтик.
Недвижное тело доморощенной пророчицы лежало в луже в десятке шагов от дверей администрации. На блузке, напротив сердца, набухала темная клякса. Застывшие глаза смотрели в нахмуренное, серое небо, только на востоке, из прорыва в тучах, выглядывал ультрамариновый, политый косыми солнечными лучами клочок неба. Кровь стекала в лужу розовыми ручейками, постепенно растворяясь и тая, рядом блестел вороненой сталью ствола переделанный из газового в боевой пистолет. Начальник гвардейцев присел перед ней, осторожно приставил два пальца к шее, тщетно – женщина мертва. Досадливо крякнул, поднялся под вопросительными и умоляющими взглядами подчиненных и отрицательно покачал головой. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Голову готов дать на отсечение, его люди не стреляли, а автоматную очередь дали вверх!
В противоположном углу площади, откуда открывался прекрасный вид на все происходящее, но густые тени от деревьев не позволяли
