что батиплан не успеет нас эвакуировать, что придется делать еще один впрыск кислорода, и в этот раз уже не под жаберные крышки, а напрямую в «рассол».
Мы с Баком переглянулись, ясно было, что думаем об одном и том же. У гарпуна не слабая тяга, он выбрасывает из жерла двигателя огромное количество кислорода под приличным давлением. Если прорезать дыру в мышечной ткани скафандра и сунуть в нее шток гарпуна, меня, вместе со скафандром, неизбежно надует, как жабу. Может, надует только скафандр, а может он лопнет, и я останусь голым, без «рассола» на глубине океанского дна. Тогда мне точно конец. Но если вообще ничего не делать, мне тоже конец.
«Надо резать скафандр», – передал Бак.
«В двух местах, для сброса давления», – добавил я.
На самом деле две дыры вместо одной не решали проблему кардинально, точнее создавали массу дополнительных трудностей. Во-первых, под давлением из скафандра вышибет весь «рассол», его место займет забортная океанская вода, а это не совсем то же самое, что стерильный физраствор в легких. Во-вторых, скафандр и так изуродован, его мышечная ткань повреждена, и новые дыры ситуацию не улучшат – скафандр под давлением может лопнуть.
«Режь», – велел я.
Бак достал глубинный кинжал и проделал им две дыры, в левом и правом боку, почти под мышками, ближе к шлему. В этом был смысл, чтобы насыщение «рассола» кислородом произошло ближе к дыхательным путям. Вода густо окрасилась кровью – пока это была кровь скафандра, но когда она кончится, в воду пойдет моя.
«Надо основную артерию скафандра из катетера вынуть, – напомнил я. – Иначе истеку кровью».
Бак кивнул, и нанес еще один удар кинжалом в район моей поясницы, где обосновался искусственный биотехнологический паразит, обеспечивающий связь моей кровеносной системы с кровеносной системой скафандра. Сейчас, с убитыми жабрами, толку от этой связи не было никакого, одни риски.
«Готов?» – спросил Бак.
К такому разве можно подготовиться? Я не стал отвечать. Он сорвал заглушку с дюзы и сунул шток гарпуна в дыру моего скафандра. Шибануло давлением так, что я на миг потерял сознание, а когда пришел в себя, сообразил, что ничего толком не вижу. Напором вспенившегося «рассола» то ли повредило глаза, то ли временно изменило их форму, но резкость навести не получалось – все выглядело предельно размытым, как в бабушкиных очках. Гарпун вырвало из рук Бака, тягой реактивной струи меня закрутило волчком, затем отпустило, и я совсем рядом услышал глухой взрыв.
Во всей этой свистопляске мне удалось отыскать всего один положительный момент – я перестал задыхаться. Видимо, не слабая порция кислорода, вбитая в «рассол» под давлением, дошла до легочной ткани и начала в нее впитываться. И еще одна мысль вертелась, жуткая. Мне показалось, что вырвавшийся из дыры гарпун убил Бака. Но тут визор шлема осветился, пришло сообщение. Я его не мог прочитать, глаза еще не пришли в норму, но никто, кроме Бака
