Долгим эхом отзывался минувший дождь под его сенью, а рыбы, что нежились в прудах, наполненных доверху чистой дождевой водой, казалось, позабыли на время о грядущем холоде, о навязанной им неподвижности, расстаться с которой повезёт не всем.
Достойная удивления радетельность к месту, которое столь поспешно покинул дождь, оставив после себя туман, как дым от костра, гладко примятую, будто палаткой, лужайку, утоптанные до укромных мест тропинки и лёжки поджидающих затишья оленей, что любят полакомится тем, чем не брезгают обыкновенно и путешествующие: сердцем яблок, каменными корками хлеба и вкусными сладкими бумажками, в которые обыкновенно заворачивают горький шоколад.
В нежданно тёплом после ливня воздухе, на влажных его волнах, наперегонки с листьями летали дрозды. Казалось, словно лето передумало и вернулось назад, уговорив осень побыть где-то в сторонке. Но в самом деле они стояли рядом, прижавшись друг к другу, как сёстры. Ведь, о чём не толкуй, а осень от того и красива, что красну лету подстать. Счастлива его солнечной радостью, сыта густым киселём марева над рекой, да пьяна нектаром, что в каждой чашечке тонкого в цветочек фарфора, без счёту расставленного на бескрайней скатерти нашей земли.
Дороги
Мелкая, как снег, пыль дождя, и первый очевидный выдох в темноте. Холодно. Грустно глядеть на увязшие в грязи по плечи камни дороги. Вывернет ли её саму наизнанку ливнем, вымоет ли их дождём, либо скроются вовсе, так что даже не будет видно ни единой искры слюды, как слезинки.
– Было время, эти булыжники были едины. Горой, что, рассматривая со спины парящих птиц, пускала по небу кольца облаков картинно. А ныне любой, кому не придёт охота, попирают её ногами, топчут…
– По-моему, ты чересчур! Люди просто идут, кто куда, своей дорогой!
– Да, слишком часто, стремясь к своей цели, они выбирают тропинку покороче, полегче, попирая сердца и чаяния прочих, а уж если с кем не по пути…
– И что тогда?
– Их ждёт обочина ненависти, неприятия, отторжения…
Набравшись смелости сойти с плохо накатанной, унылой по всякую пору ездовой полосы в лес, вздыхаешь тихо и облегчённо. И пусть от листвы рябит в глазах, досадливо замечать под ногами одну лишь мокрую землю. Студит она горячие щёки листьев. Красные представляются мятыми растрёпанными бантами и обрывками серпантина, жёлтые – золотыми блёстками, осыпавшимися с бальных одежд. И не видно уже скользкой грязи под ногами, незаметна крапива, что так похожа на… и едва ли упустит случай ожечь… что взглядом, что словом…
С самого верха…
– Товарищ командир, воду привезли! Разрешите…
– Идите, рядовой, идите! Сверху, она самая вкусная.
Дед просыпался рано, за полчаса до звуков первого гимна, которые радовали и тревожили одновременно. Впереди был тяжёлый день, и стоило многих усилий пережить его достойно. Впрочем, в самом существовании этого нового дня заключалось счастье,
