щекам.
– Не его дело – делать мне такие предложения, Дорна. Это я должна делать.
– Ему все равно следовало развернуться к тебе. Грубо этого не делать.
– Только для того, чтобы услышать мой отказ? Для него менее неловко просто этого не делать.
Она покраснела, и на ее лице отразилось не столько огорчение, сколько вина.
– Ох, жеребенок… Может быть, мы когда-нибудь закончим все это? Возможно, Атрин – лучшее место, чтобы найти кого-то…
У меня не было настроения обсуждать политику моей спальни.
– Дорна, хватит!
– Иди отдохни, дитя. У нас завтра долгий день.
И несмотря на то, как я боялась сна и всего, что он принесет, я кивнула:
– Да. Спасибо, Дорна.
Конечно, я очень долго пыталась не заснуть.
Так долго, как только могла.
Но Ад всегда готов заявить на меня свои притязания.
Я ненавидела спать. Я ненавидела сон, хотя засыпала всегда очень легко. У меня никогда не было никаких проблем с засыпанием, сон завладевает мной, едва я закрою глаза.
Возможно, потому, что то, что я делаю, технически не является сном.
Мы живем во вселенной, разделенной на два мира, Жизнь и Смерть. Если я провожу часы бодрствования здесь, среди живых, то сон мой принадлежит богине Таэне[30].
Видишь ли, я умираю.
Каждую ночь я умираю.
Я закрыла глаза и открыла их уже не в Мерейне.
Я стояла на поляне в тенистом лесу под грозово-красным небом. Моя ночная рубашка исчезла. Вместо этого на мне были пластинчатые доспехи, сделанные из металла – такого темного, что он поглощал весь свет, обрисовывая силуэт темнее ночи.
Сюда я прибыла с обнаженным оружием – и это был не фамильный меч Теранонов. Да и доспехи были не те, что я унаследовала от своего дедушки и которые прятала сейчас в своем дорожном саквояже. В Загробном мире у меня не было физического тела, поэтому я не могла носить настоящие доспехи или оружие. Все это было у меня в уме – или, точнее, у меня в душе.
Передо мной раскинулась деревня-призрак. Призраком она была не в поэтическом смысле: состоящая из пустых, похожих на скелеты зданий, она переливалась в воздухе призрачными, фосфоресцирующими голубыми и фиолетовыми оттенками, застывшими в полупрозрачных фантазмах.
И она не была заброшена.
Ее жители остались здесь – убитые рядом со своими домами. И деревня, и ее жители умерли вместе.
Жители деревни, привязанные к изгородям и столбам, связанные, как скот после забоя, все пытались разорвать свои путы, а на стенах азоков были нарисованы светящейся человеческой кровью демонические руны. Не знаю, умерли ли эти люди от ударов мечом или сгорели вместе с подожженными домами, но, даже умерев, они продолжали кричать. Они корчились и умоляли, чтобы кто-нибудь уничтожил их и освободил от этих мучений.
И долго ждать им не придется: демоны уже прибыли на пир.
И
О, ну вот это очень полезно знать!
