ведет, а Резеда душой чистая, как ее князю отдавать-то?
Вот уже и к городу подъезжать стали, совсем воеводе худо сделалось, ни ест он, ни пьет, сердце у него щемит, а Резеда сама к нему подходит, да и говорит:
– Извелся ты весь, воевода-батюшка. Не тревожься за меня, коли хотела б, так давно ушла бы. Мне самой с князем переговорить надобно. Пойди к нему сейчас, доложи, что привел меня, как было велено. Платы за то не бери никакой, ни шубой, ни златом, ни почестями. Как отпустит он тебя, сразу домой ступай, да дочке, как уснет, на ушко шепни все слова добрые, что дорогой об ней думал, она у тебя на утро в трое против прежнего красавицей проснется.
Воевода и поверил Резеде, доложил все князю, как она велела. Тот ему сулить стал золото да земли, а воевода поклонился и отказывается:
– Не ради наград я на службу к тебе пошел. Земли да золото к себе привязывают крепче веревок, помехой в деле моем становятся. Служил я батюшке твоему верой и правдой, теперь тебе служу, девку по слову единому привел, а только ты ее не тронь, нет зла в ней никакого, грех большой на душу возьмешь, коли обидишь ее. Таких, как она казнить, так людей добрых на земле и не останется.
Князь тут дружинников призвал, да и приказал воеводу своего верного за слова дерзкие в острог вести. Дружинники повеления его не послушались, не предали воеводу своего, на месте отреклись от служения князю, да по домам пошли. Князь, почитай, без охраны и остался, с десяток человек всего. Они-то Резеде руки связали да в покоях его перед кроватью на колени поставили. Князь выгнал всех прочь, веревку Резеде на шею накинул, да косточкой своей замахнулся.
– Что, ведьма, – пытает, – думала, не сыщу я тебя да спущу обиду. Ты меня молодого калекой оставила, а сама среди трав да векшей счастливо прожить хотела? Не бывать этому! Как мне больше никогда не ходить, так и тебе не жить на белом свете.
Дернул князь за веревку, а Резеда, будто и не заметила, смотрит без страха, как и в первую их встречу, да и говорит ему:
– Душой ты, князь, больше болен, чем телом, и матушку свою под беду подвел, лишь бы мне отомстить. Дружина тебя бросила, а скоро и все слуги разбегутся, коли не очистишься.
А князь страха от нее ждал да слез, и слова ее в самое сердце ему попадают, будто все то знал, да не понимал, пока она не сказала. Только злоба его все крепче становится. Натянул он веревку сильнее, косточку к горлу Резеды придавил и шипит сквозь зубы:
– Кровь твоя меня и исцелит, ведьма.
А она спокойно отвечает:
– Ведаешь, княже, что станется, коли убьешь меня, как тебе Протопей присоветовал? Года не пройдет, как сам сгинешь, а над матушкой твоей колдун издеваться по-всякому станет, руками ее много лет детей малых красть, пока не надоест она ему, а как надоест, прикажет ей убить себя. Душа ее после того веками мучаться будет, белой птицей на твою могилу прилетать и слезы лить. Того ты хочешь?
Да все иначе статься может, коли сам меня отпустишь. Колдовство злое пропадет,
