Йаг сказал, что надо рассказать Баннику то, как бабушка пропала. Всё, что я сама знаю и успела увидеть. Поэтому постукивая себе веником, учащённо дыша, я говорила про то, как бабушка шла через посёлок, как её видели несколько человек и не остановили, как её искали и ничего не нашли, как год я жила сомнамбулой, не думая, не подозревая, что сама решусь пойти в лес её искать, тем более через такой большой срок, и как я наконец пошла и нашла гребешок и лаз.
В какой-то момент я заметила, как за печкой мелькнули два блестящих, жёлтых глаза. По рукам пробежали холодные мурашки, хоть и от жары они тотчас испарились. Но я не останавливалась и всё рассказывала и рассказывала.
Выйдя в предбанник и забрав оттуда тяжёлое деревянное ведро со студёной водой, я затащила его в баню и содрогнулась. Если парилка у меня опускала давление, то, казалось, холодная вода его либо резко подкинет, либо просто меня вырубит холодом. Не думаю, что неподготовленным людям полезно резко переходить на полную закалку.
С трудом подняв ведро над головой, я втянула в себя воздух и начала опрокидывать ледяную воду на себя. В первое мгновение я не успела ничего почувствовать, но, когда вода начала стекать по всему телу, а волосы на голове пропитались холодом, я поняла, что замерзаю, а вода всё не заканчивалась. Но останавливаться нельзя. Вода всё лилась и лилась. И тогда, не выдержав, я тихо и неуверенно заскулила, а потом перешла на бодрое «р-р-р», каким пользуются матёрые мужики, когда кидаются в сугробы или проруби. И по итогу я уже довольная – оттого, что закончилась вода – отфыркивалась. Где-то в районе полка послышалось весёлое покряхтывание: ну хоть Банника порадовала, и на том спасибо.
Наступала самая сложная и страшная для меня часть. Сложная в том плане, что ранее я никогда не сталкивалась с нечистью, с мистической составляющей мира реального. И если с домовым всё было вроде как понятно: он живёт рядом и зла не желает, лишь помогает и наставляет. То с Банником было опасней: я читала – или слышала, – если ему что не понравится, он может и кипятком ошпарить, и духу поднять, чтобы человеку худо стало. А банные гадания, когда до девушек дотрагивается либо голая, либо волосатая лапа – это меня всегда пугало. Это же какая-то нечистая и неведомая сила, которая не считается с человеком. Да что уж там, на человека ей просто-напросто начхать. И как после этого не бояться её? Не уверена, что этот страх у меня был иррациональным, потому как человеку опасаться неизвестного и неизученного в порядке вещей.
Как и наставлял Дед Йаг, я села спиной к печи. Правую руку завела за спину, ладошку раскрыла, чтобы Банник смог отвечать на мои вопросы. Дед Йаг сказал, что можно спросить лишь три вопроса, не более. Не хотелось уточнять, почему именно три – что за ограничения. Прекрасно понимала, что спорить и ссориться с чужим миром не вариант. Три? Ну и ладно. Попробую с помощью этих трёх вопросов вызнать по максимуму.
Пол под коленками был сухой и тёплый. Жаркий зев печи грел спину и руку. Дед Йаг наказал открыть дверку, чтобы Банник смог ответить. И открыв тогда дверь, мне стало жутко:
