на посёлок. После уборки половины дома я вышла на крыльцо полюбоваться на закат. Казалось, он играет важную роль сегодня. Ведь прошёл целый день в бабушкином доме, который видел моё взросление, был моим приютом на протяжении восемнадцати лет. И который так легко отпустил её.
– Это я виновата, – тихо проговорила я, посматривая на звёзды, что мерцали над головой. Деревянное крыльцо медленно отдавало мне накопленное за день тепло, отчего сидеть было приятно. – Если бы не учёба, сейчас всё было бы как раньше.
– Ой, Тина, это ты там? – воскликнули за забором. Кучерявая голова соседки тёть Люды показалась над калиткой. – А я думала, показалось, что видела тебя утром. Хотела зайти, да замоталась. Ты как? Чего в темноте сидишь?
– Да вот, – указала я на столб с оборванными проводами. – Свечами обхожусь.
– Ой, как нехорошо, – поцокала тёть Люда, посматривая на столб. – С утра зайди ко мне, я покажу, кому сказать, чтоб починили.
– Хорошо, спасибо большое, – искренне поблагодарила я.
– Да что уж там, – махнула рукой тёть Люда, но я видела, как довольно она заулыбалась. – Ладно, пойду я. А то вот, – она насколько могла подняла вторую руку, в которой я заметила ведро, – Танька дала рассаду маленьких помидорок. Внук их любит, страсть, а я вот забыла. Завтра буду грешок засаживать.
Тёть Люда хохотнула своей шутке, махнула мне рукой и пошла дальше, на соседний участок.
Слушая сверчков, я вновь подняла глаза к небу, над домами прочертила свой путь комета, и пропала. Но я успела быстро, торопливо у себя в голове проговорить: «Хочу, чтобы бабушка нашлась». Эту мантру я повторяла с прошлого августа, с испорченного страшной новостью девятнадцатого дня рождения.
*
Ночь выдалась душной и влажной. Сны были абстрактно-зелёные и коричневатые, словно сам лес пожаловал в мои видения. Между стволов бегала тень и звала меня. Она то удалялась, то возникала под самым ухом и направляла вглубь, в чащу.
Проснулась я в поту, за окном уже светлело от наступающего рассвета. Показалось, что в ногах образовался островок тепла, словно там со мной спало какое-то животное, но я не заострила на этом внимания, потому как переживание, что цветной, насыщенный лесной сон вновь меня настиг, поглотило пучиной.
Помню, после пропажи бабушки у меня не было ни ночи, чтобы лес не пришёл, не позвал меня к себе, не стал нарушать мои личные границы. И только после успокоительного, что мне прописал врач, я перестала пугаться чащи, которая словно бы с каждым разом всё ближе ко мне подходила, в меня, глубже.
Содрогнувшись, я поднялась. Прохладный, от соседства с погребом, пол пронял прохладой, заставил прийти в себя, понять, что сон закончился. Но одновременно начался вновь.
В зале на улице я услышала неясные шорохи, будто бы кто-то ходил под окнами. Но окна выходили на огород, который правда зарос так, что в траве с лёгкостью мог спрятаться кто угодно, но одновременно этот кто-то
