и невоспитанных соседских собак. Не помню, когда я перестала с ним разговаривать, но совсем скоро мне оказалось достаточно просто лежать рядышком молча, заполняя тишину искренними эмоциями. Такое общение с котом неоценимо помогло мне в развитии речи.
Томми давал мне надежность и покой, необходимые, чтобы поразмыслить о людях и странностях их поведения. Я думала о том, какие чудовищные вещи они могут делать, и у меня возникал эмоциональный образ, предостерегающий: никому нельзя доверять. Я думала о том, что родители, братья и сестры постоянно чем-то заняты, до меня им нет дела, и передо мной мелькали образы их усталости, отчаяния и тревоги. Рядом с Томми я снова начала учиться сочувствовать людям. Он помог мне пережить то тяжелое время. Детские годы принесли мне много боли и страха, но я научилась относиться к ним как к благословению. Мои раны лишили меня возможности жить в нормальном мире, однако они же дали шанс посмотреть на людей и межличностное общение под необычным углом.
Инициация
Писатель и мифолог Майкл Мид в своих лекциях утверждает, что изнасилование – это обряд инициации. Пусть он проводится в неподходящее время, неправильным способом, не тем человеком и с преступными намерениями – это все равно инициация. Отделение от нормального мира. Травма, которая навсегда меняет человека, проходящего обряд. Для меня детство кончилось в мгновение ока, и в один день я состарилась на тысячу лет. В три года я узнала о человеческой жестокости и слабости, о любви и ужасе, о злости и прощении и о том, каких чудовищ люди создают из своих непрожитых эмоций. Я увидела самые уродливые стороны человеческой природы, но у меня было то, на что я могла положиться: Томми и другие животные, искусство и музыка, семья и мои эмпатические способности. Моя встреча с глубинами человеческого зла закончилась не так, как многие ей подобные. Я не стала наркоманкой, не сошла с ума, не заболела, не угодила в тюрьму и не покончила с собой. Моя инициация показала мне всю подноготную человеческой души, и я научилась понимать отчаянное страдание и, что парадоксально, рвущую сердце на части красоту. Моя чувствительность не свела меня с ума, а помогла найти способ пережить детство.
Да, я научилась жить со своими эмпатическими способностями, но хочу заметить, что сначала они не представлялись мне никаким даром. Если бы я могла выбирать, то попросила бы сделать меня гораздо менее чувствительной и эмпатичной. Но выбора у меня не было: постоянные домогательства лишили меня личных границ и чувства безопасности. Я потеряла себя. Потеряла «оболочку», которая есть у большинства людей вокруг их души. Я утратила многие нормальные навыки и оказалась уязвима перед суетой и шумом окружающего мира. Вот почему мне была так необходима защита, которую дает злость. Мои детские истерики не только говорили о том, что со мной происходит что-то травмирующее, но и помогали выстроить временную границу вокруг чересчур уязвимой личности.
Короче
