размышляла. Прекрасная, она становилась еще прекраснее, задумываясь. Глаза у нее превращались в нежно-салатные и разгорались. Когда Фиола поворачивала голову, из тьмы выступали предметы: она освещала их глазами, как огнями. Впрочем, я об этом уже говорил.
– Скоро мы расстанемся, – сказал я.
– Тебя это огорчает?
– Да. Я буду вспоминать тебя, Фиола.
– И я. Когда тебя нет, я думаю о тебе.
Такие разговоры я мог бы вести часами. Я прижался к ней плечом. Она с удивлением поглядела на меня. Когда же я коснулся губами ее губ, она спросила очень серьезно:
– Зачем тебе это нужно?
Что я мог ей ответить? Я сказал, что такое прикосновение называется поцелуем.
– Не могу сказать, чтоб поцелуи были приятны, – сказала она. – Но я буду терпеть, если тебе этого хочется.
– Тебе недолго терпеть, – ответил я.
– Мне будет не хватать тебя, Эли, – повторила она.
– Мне и сейчас не хватает тебя, – сказал я. – По земным понятиям, ты есть, и тебя нет. Ты желанная и недоступная.
– Раньше ты говорил, что я красивая, – напомнила она. – Разве красота недоступна? Ты не отводишь от меня глаз, значит ты видишь ее?
– Можно быть красивой и желанной, красивой и недоступной – одно другого не исключает. Недоступное порой даже более желанно.
– Вероятно, потому, что вы, люди, часто хотите невозможного. У вас есть такая странная особенность.
– У нас много странных особенностей.
– Да. А мы желаем лишь того, чего разумно желать. У нас нет недостижимого и недоступного, ибо мы не стремимся к тому, чего невозможно достичь, и не приступаем к неприступному.
– Люди перемерли бы с тоски, если бы были так трезвы, как вы.
– Я и говорю: в вас много странностей.
– Тогда объясни, Фиола, зачем ты сидишь со мной?
– Ты рассказываешь много интересного.
– Другие люди говорили бы интереснее, чем я, но ты хочешь видеть меня. Почему ты встречаешься со мной, а не с Лусином?
– Ты мне приятней, – призналась она. – Днем я думаю, что вечером увижу тебя, и мне становится тепло. Я не понимаю, что это такое. У нас каждый относится ко всем одинаково.
– А у нас отношение к некоторым иное, чем ко всем остальным. Мы называем это особое отношение любовью. И мы не требуем, чтобы любовь была особенно логична.
– Все явления имеют логику. Любовь тоже должна ее иметь.
– У любви есть логика. Но особая. Тем, кто не знает любви, она покажется сумасбродством. И если мы не замечаем, что любовь странна, то лишь потому, что она широко распространена среди нас. Нет таких, кто хотя бы однажды не влюблялся.
– Бедные! Вы, очевидно, проклинаете все на свете, когда на вас сваливается такое несчастье, как любовь?
– Наоборот, благословляем ее – как дар. Лучшее в человеке связано с любовью. Фиола, помолчим! На Земле перед расставанием всегда молчат.
Мы молчали. Фиола прижималась
