Карлсен.
Бульденеж сорвался, захрипел:
– Взгляни на мои руки, дерзкий мальчишка! Взгляни! Я не могу работать!
Его руки трепетали, как бельё на ветру.
– Я даже кулаком в твоё нахальное лицо не попаду!
Он повернулся к Томпсону, от волнения у него сел голос.
– В молодости я бы разбил его лицо напополам, на две равные части!
Томпсон выразил кроткое восхищение, попутно поглядев на свою ладонь. В попытке свести разговор к шутке он произнёс:
– Кажется, я начинаю понимать, за что вас выгнали. Если вы и с приёмными родителями так разговаривали…
В него тут же вонзился острый взгляд Адама.
– По их версии, я тронулся умом, когда в десять лет потерял отца, вследствие чего стал давить на их сына психологически, результатом чего и стал его побег.
Барбара громко откашлялась.
– Сколько вам лет?
– Девятнадцать.
Томпсон поморщил лоб.
– Выглядите старше. Гораздо старше, – добавил он с задумчивой усмешкой.
Сара собрала пустые стаканы.
– Барбара, принесите мяч.
– Минуту, мистер Джейкобс.
Пока Барбара ходила за мячом, доктор сказал:
– Ваши объяснения, мистер Карлсен, логичны, как поведение скорпиона. Тронешь его – он ужалит. Точно и просто. С вами, если этого не понимать, можно здорово схлопотать.
Он ткнул пальцем в очки на переносице и улыбнулся.
– Нужно выпросить у короля разрешение на изъятие вашего мозга для исследования…
– У британцев странное чувство юмора, – взгляд Адама в тот момент был практически невыносим. – У меня стойкое чувство, что я – домашнее животное, которое когда-то подобрали, а потом отправили в клинику для кастрации.
Ольга зашлась грубым смехом.
– Отлично! Браво, браво!
Остальные молчали.
У Карлсена заалели пятна на скулах. Так бывало каждый раз, когда он говорил о себе. Словно разгоралась лампочка, готовая заискрить.
Доктор принялся делать запись. Пока он выводил слово «кастрация», хлопнула входная дверь, зашаркали по коридору. На пороге гостиной появился запыхавшийся Патрик с коробками в руках.
– Ма! Куда провизию ставить?
– Барбара вышла, Патрик, – сказал доктор.
– Ой, извините.
Ольга распахнула перед парнем халат.
– Мы как раз говорили про кастрацию, – протянула она прокуренным голосом старой бандерши.
Её голая грудь была измазана масляной краской.
Щёки Патрика, румяные от мороза, смущённо надулись.
Доктор Джейкобс встал и запахнул халат на Ольге.
– Унеси это на кухню, – сказал он Патрику.
Томпсон подумал, как пугающе Патрик похож на свою мать. Полнота, грубые черты неподвижного
