она его преданная последовательница, он для нее – божество.
После этих мучительных раздумий Шоуси решил все же отправиться за Фань Санем, следуя на северо-восток, хотя его очень тянуло к вышке и глазеющим внизу зевакам. В деревне всё спокойно, если не считать Сыма Тина, который там, наверху, смахивал на дрессированную обезьяну. Страх перед японцами исчез, осталось лишь восхищение матерью: умеет же оценивать ситуацию!
Для отпора пятерке злых псов он запасся парой кирпичей. С улицы донесся пронзительный крик мула, где-то мать звала детей.
Приблизившись к двору Суней, он с облегчением увидел, что на стене никого нет и вокруг всё тихо: ни немых, оседлавших проемы, ни кур на гребне стены, ни дремлющих под ней собак. Стена и так невысока, с проема вообще весь двор виден как на ладони. Там шла настоящая бойня. Жертвами в этой бойне были одинокие, но гордые куры семьи Сунь, а устроила ее сама старуха Сунь, женщина весьма умелая. Про нее говаривали, что в молодости она ловко ходила по крышам и перепрыгивала через стены, промышляла в округе грабежами да и замуж за печника Суня вышла, лишь когда ею всерьез заинтересовался закон. Во дворе, на гладкой, отливающей белизной земле уже валялось семь куриных тушек, и следы крови вокруг обозначали места предсмертных трепыханий. Еще одна курица с перерезанным горлом выпала из рук тетушки Сунь, стукнулась о землю, но, забив крыльями, вскочила на ноги и забегала кругами. Пятеро немых, голые по пояс, сидели на корточках под карнизом и тупо переводили взгляды с бегающей кругами курицы на бабку с ножом в руках. Выражение их лиц, движения были поразительно одинаковыми, даже глаза двигались как по команде. Репутация тетушки Сунь в деревне была известная, а сейчас на дворе орудовала сухонькая, сморщенная старушка. Но лицо, стать и движения еще сохранили следы прошлого, и можно было представить, какой молодицей она была. Пятерка псов сидела, сбившись вместе и подняв головы с такой безбрежной таинственностью и отрешенностью в глазах, что можно было лишь гадать, что у них на уме.
Происходящее во дворе Суней завораживало, как хорошая театральная пьеса. Зрелище это приковало к себе взгляд Шоуси и заставило его остановиться, забыть обо всех переживаниях, а самое главное – о поручении матери. Опершись на стену, этот низкорослый сорокадвухлетний мужичок полностью отрешился от всего, поглощенный открывшимся перед ним действом, и тут по нему мягко, как вода, острым, как ветер, лезвием драгоценного меча скользнул и чуть не снес полмакушки ледяной взгляд тетушки Сунь. Немые и собаки тоже повернули головы в его сторону. Глаза немых аж сверкали от злобного возбуждения.
Собаки, наклонив головы, обнажили белые клыки и приглушенно зарычали. Шерсть на загривках встала дыбом. Словно пять стрел в натянутой тетиве, они могли в любой момент рвануться вперед. «Пора убираться подобру-поздорову», – подумал Шоуси и в ту же минуту услышал величественное покашливание тетушки. Головы немых, которые,
