или прочитал, и уточнил: – А может, и нет второго правила.
Когда мне приятель объяснял удобства пользования звуковой колонкой, которая может ответить на любой вопрос, я удивлялся: «Зачем мне такое, если у меня есть Петрович, которого спроси что угодно, допустим, как начинается второй абзац на двести семнадцатой странице книги „Альтист Данилов“, он ответит» (это я не сказал, это я подумал), но Петрович немедленно воспроизвёл:
«Итак, люстра, – сказал Валентин Сергеевич. – Она будет теперь над Даниловым, и, если его жизнь даст ей основания сорваться, ничего ее не удержит».
И, запоздало осознав, что засветился и теперь ссылаться на плохую память он не может, Петрович произнес:
– Вспомнил, нет второго правила.
– Так, хорош увиливать, – сказал я, глядя ему в глаза. – Первое правило бывает только тогда, когда есть и другие правила.
Не в силах противостоять логике, Петрович решил сдаться, но делал это со скорбным выражением лица, демонстрируя всем свои существом, что ему не нравится то, что он делает:
– Второе правило гласит: везёт дуракам и пьяницам.
Петровича смутило, что, несмотря на его скепсис, он вроде как дает мне шанс, но я не стал им пользоваться, а просто разъяснил свою позицию:
– Ты неправильно понимаешь, что есть идеальная женщина, – сказал я и жестом предотвратил возмущения собеседника. – Когда я говорю «неправильно», я имею в виду только собственный взгляд. Неужели ты думаешь, что идеальная жена – это та, у которой отсутствуют недостатки?
– А как же! – не задумываясь выдал Петрович.
– Да ты только подумай, – продолжил я напирать на своего оппонента. – Это же какое наказание – жить рядом с человеком, у которого нет недостатков.
Петровича последняя фраза задела. Я это увидел и пояснил:
– Я сказал «с человеком».
С таким доводом он согласился:
– Да, с людьми всё иначе. Но что же ты тогда понимаешь под идеальной женой?
– Женщину, имеющую недостатки, но исключительно очень милые или в крайнем случае приемлемые.
Петрович думал совсем недолго, а потом посмотрел на меня и с возмущением заявил:
– Что ты здесь мне забиваешь баки своей свадьбой! Лучше скажи, зачем тебя эта Торнада Урагановна вызывала?
Я посчитал, что отмщен, и поведал Петровичу, что меня ставят куратором шахматного клуба.
Петрович, узнав повод для встречи, вдруг подскочил, и я сначала не понял: это проявление радости или, наоборот, раздражения. Но это оказалось обыкновенное злорадство.
– Вот наконец-то справедливость восторжествовала и мой юный друг познает всю сущность Курары Скорпионовны, – рассуждал сам с собой, поминая меня в третьем лице, Петрович. Он расхаживал по кухне взад-вперёд, картинно жестикулируя. – Вот и увидит это наивное создание, кто ему друг, а кто совсем наоборот.
Меня рассмешила экспрессивная
