style="font-size:15px;"> По пыльной дороге, в ясный субботний день, накануне Великой Троицы, вниз с косогора, где ютились на плато под горой подворья семейства Домашенко, сломя голову в сторону поймы реки Тузлов, с криками и размахивая руками, мчался шестилетний пацан, до пояса голый в сшитых матерью шароварах и босиком – это был старший сын Леонтия, Николай. На нижней улице, ведущей в центр села, расположенного от этого перекрёстка в полутора километрах, он чуть не сбил Марию Фёдоровну Куценко, куму родителей, которая вела за руку, одетого, в отличие от Коли, в добротные, хоть и простые одежды, и обутого в лёгкие туфли, Стёпу. Они посмотрели вслед мальчугану и лишь потом Мария нашлась, чтоб спросить:
– Коля, что случилось? Пожар!?
– Не-а, – не оглядываясь крикнул Колька, – мамка рожает! Я за папкой…
– Мам, можно я с Колькой?! – дёргая за руку мать, спросил Стёпа.
– Беги, только в грязь не влезь.
Стёпа с трудом нагнал Кольку, уже метрах в трёхстах от того места, где они встретились.
– Ты, чего? – спросил Колька, когда Стёпка, догнав его, тронул сзади за плечо.
– Погодь, вместе побежим!
– Портки не потеряешь, не испачкаешь? – оценив чистый повседневный прикид, совсем не подходящий для тех мест, могли под ногами ощущаться пойменные солонцы, и сама трава оставить могла трудно оттираемые следы.
– Не! Бежим, спешить же нужно.
Отец издали увидел, «летящего на всех парах» сына и его товарища. Даже ещё не слыша слов Коли, но догадавшись о причине тревоги, так как жена была на сносях, и все ждали, что вот-вот должна разрешиться. Он быстро забросил пару навильников свежей травы, чтобы вечером положить в ясли, когда коровы будут на привязи, положил на бричку косу, вилы, и верхнюю свою одежду, запрыгнув на место ездового, и взмахнув вожжами, пустил, прытко сорвавшуюся в галоп лошадку.
Подъехав к тяжело дышавшим пацанам, кивком приказал запрыгивать в бричку и вновь припустил пегую лошадь по пыльной дороге.
Наталью Леонтий вёз и быстро, и осторожно, насколько это позволяла дорога и бричка, замощенная пуховой периной и подушками. Повитуха жила недалеко от церкви, практически в центре села. Леонтий, человек среднего роста, но, видимо, недюжинной силы, подхватил жёнушку на руки и легко понёс тяжёлую ношу во двор. Коля, всю дорогу бежавший со Стёпкой за конной повозкой, кинулись открывать Леонтию Михайловичу калитку, а у двери в хату, улыбаясь ожидала, невесть откуда узнавшая и заблаговременно приготовившая «родильный дом» к приёму младенца, повитуха Серафима.
Леон занёс и аккуратно уложил жену на кушетку, повидавшую множество рожениц и где первые в жизни вдохи, огласив весь мир о своём рождении, новорождённые. Серафима, выслушав Наталью, приложила руку к округлому животу, прощупала осторожно её, потом увидела стоящего у дверного проёма отца, ещё не появившегося новорождённого, крикнула на него:
– А ты, чего выпялил
