плантация в стиле «Матрицы», не мир-тюрьма. Наверное, в большей степени, поезд – баг, пример больного, обезумевшего человеческого мира. Именно человеческого, потому что людям и только людям надо как-то спасать себя, добираться до кабины машиниста надо добраться до кабины машиниста, чтобы разобраться в чём дело, чтобы выяснить, а кто вообще ведёт это поезд и ведёт ли?
2
Наш паровоз, вперед лети!
В Коммуне остановка,
Иного нет у нас пути,
В руках у нас винтовка.
Борис Скорбин
Возраст главного героя говорит сам за себя. Мы видим Андрея молодым мужчиной двадцати восьми-двадцати девяти лет. Андрей в том возрасте, когда надо или найти выход в новую жизнь, либо до конца своих дней застрять где-нибудь между крышей и вагонами «Желтой стрелы», повторяя путь кого-либо из бывших друзей или старых знакомых. Необходимость определиться, грубо говоря, ответить перед людьми, а кто ты по жизни – довлеет над Андреем ничуть не меньше, чем скорое прибытие отсека с цыплятами в Цех №1. И если Шестипалый может умереть там физически, то Андрей, вероятнее всего, погибнет духовно. Забегая вперёд, стоит сказать, что один раз это уже почти произошло, когда Андрей забыл о том, что поезд идёт к разрушенному мосту, и что он – один из его пассажиров. Интересно, что встряска Хана, чем-то напоминающая удар нагваля, показывает нам Андрея как человека однажды забывшего открывшуюся ему истины.
Но что дальше? Автор ведёт своего героя к спасению, к остановке мира-поезда, но попробуем представить себе другой финал. Например, Хан исчезает, оставляя письмо, но это ничего не меняет, ну или Андрей попросту не может им правильно воспользоваться. Как я и подчеркивал выше, поражение, духовная неудача Андрея не грозит ему гибелью в прямом смысле этого слова. В принципе, его ждет жизнь обычного человека, который, судя по всему, довольно быстро забудет о том, что когда-то был в числе тех, кто искал другой жизни, кто пытался остановить поезд. В конце концов, Андрей может превратиться в своего соседа Петра Сергеевича, который, конечно же, знает о том, чем всё закончится, но не видит в этом никакой практической ценности. Знание о том, что поезд идёт к разрушенному мосту видится ему одной из житейских аксиом, вроде – мы все умрём, которые, как известно, на хлеб не намажешь. Ну, идёт и идёт, а нам как-то жить надо.
Любопытно, что возраст Андрея приблизительно совпадает с возрастом автора на момент написания «Стрелы». Это приближение к кризису среднего возраста, а то и проживания его в одном из вагонов своей жизни. Андрею под тридцать и его состояние может нести на себе отпечаток тревоги автора, острого и болезненного ощущения, что поезд надо останавливать, отжимать свой стоп-кран как можно скорее, иначе рискуешь примириться с происходящим, пойти на ранее неприемлемый, невозможный компромисс. Иначе говоря,
