Четвёртой этической системы, базирующимся на принципе «зависти». Постепенно из полюдья и его преодоления, предполагал Крылов, выкристаллизуется полноценная цивилизация, основанная на Четвёртой этической системе и её принципах: «Пусть все, но не я»; «Не позволяй другим того (по отношению к себе), чего ты себе не позволяешь (считаешь невозможным) делать сам (по отношению к ним)»; «Не позволяй – ни себе, ни другим (по отношению к себе) делать то, что ненавидишь в себе и в других».
Финальным аккордом, которым К. Крылов сразил своих читателей, было введение в русскую историю ХХ века 12‐лет-них циклов – в них описывалось «отыгрывание» в рамках зарождающейся новой цивилизации более ранних этических систем. Каждый «отыгрыш» проходит три этапа: харизматический подъём, период бури и натиска; расцвет и стабилизация; стагнация и поиск выхода. При наложении на реальную советскую историю этот цикл шокировал своей точностью: 1917–1929–1941–1953 – время Юга; 1953–1965–1977–1989 – время Востока; 1989–2001–2013–2025 – время Запада.
Напомню читателю, что книга вышла в 1997 году, когда ни поворот 2000–2001‐го гг., ни потрясения 2011–2012 годов невозможно было даже помыслить. Внезапный перелом «по Крылову» в 2001 году заставил скептиков признать, что эта математическая концепция имеет потрясающую предсказательную силу. Столь же малопрогнозируемый перелом 2014 года (от расцвета российского капитализма к острому конфликту с «новым мировым порядком», к отстраиванию русской цивилизационной и геополитической позиции по принципу «пусть все, но не я») вынудил перестать сомневаться даже закоренелых скептиков. В 2020–2021 годах мы уже ощущаем первые толчки того разрыва России с Западом и оформления собственного Севера, которые следуют из скорее мистически уловленного, чем собственно вычисленного «цикла Крылова».
Концепция «Северной этики» оказалась своего рода само-сбывающимся пророчеством. Довольно большое число людей, что особенно важно – мужчин, начали пестовать в себе северного человека, практиковать принцип «где сядешь там слезешь», воспринимая его как часть личной и национальной этики. «Контрсуггестия», – как выразился высоко ценимый Крыловым Б. Ф. Поршнев, стала важной чертой нового русского психологического уклада. Если северная цивилизация действительно реализуется в истории, то именно Крылов окажется не только в роли предсказателя, но и в роли воспитателя на её первых шагах. Кажется, это и называется в светском смысле «пророком».
Понятно, что идея Севера, к тому же являющегося столь популярной в кругах философов-традиционалистов мифологемой (и одновременно символом), не могла не возбудить пророческих мечтаний о грядущем месте России в мире. Подлинный русский национализм может покоиться лишь на двух равновеликих идеях – внешнем и внутреннем суверенитете русской нации и внешнем и внутреннем суверенитете русской цивилизации. Без утверждения русской самобытности мечта о русской самостоятельности стоит не дорого.
Отношение К. Крылова к Западу было
