рамках десятки картин: несколько очаровательных пасторальных сельских пейзажей, морские – с вечно стремящимися за горизонт кораблями. Каждая картина поражала яркими, насыщенными тонами.
В центре комнаты на широком персидском ковре стояли лицом друг к другу пыльные диваны с бирюзовой обивкой в стиле Людовика ХV.
С одной стороны, ближе к Лии, к ним был приставлен длинный стол, на который опирался большой холст с обнаженной натурой, развернутый к двери и приветствующий гостей.
В дальней стене, примыкающей к окнам, оказался пустой камин с резной мраморной облицовкой.
Под самым потолком над камином виднелась скоба, на которой, видимо, когда-то висело какое-то произведение искусства, но теперь это место пустовало.
А прямо над головой в центре комнаты красовалась люстра с хрустальными подвесками, ослепительно сверкающими даже под слоем пыли. На онемевших ногах Лия пошла дальше.
Она остановилась у изящного журнального столика рядом с дальним концом дивана и принялась разглядывать коллекцию фотографий в рамочках. Осторожно взяв первую, она протерла стекло. Молодая женщина с мундштуком в руке, в шелковом, расшитом бисером платье, которое, словно вторая кожа, повторяло каждый изгиб тела, и небрежно накинутом на плечи меховом палантине стояла у входа в джаз-клуб, прислонившись к фонарному столбу и обратив на камеру равнодушный взор, в котором сквозила скрытая чувственность.
На обороте Лия увидела надпись карандашом: «Эстель Алар, Монмартр, 1938 год».
Лия с трудом сглотнула.
Несмотря на неоднократные заверения юристов о том, что квартира принадлежала Эстель Алар, Лия только сейчас по-настоящему осознала, что ей до сих пор в это не верилось. Не верилось, что бабушка всю жизнь хранила в тайне такое важное обстоятельство и ни разу не обмолвилась, что бывала и тем более жила в Париже. И Лия даже представить себе не могла почему.
Она вернула фотографию на место и взялась за другую. На ней смеющаяся красавица Эстель в кокетливой шляпке набекрень сидела за рулем приземистого «Мерседеса», выглядывая из окна. Ее волосы рассыпались по плечам. Лия моргнула, пытаясь связать бесшабашность и непринужденность, пронизывающую эти фотографии, со знакомой ей строгой, сдержанной женщиной. Попытка с треском провалилась.
Она переключила внимание на последнюю фотографию и нахмурилась. На нее без тени улыбки смотрел суровый немецкий офицер.
Судя по форме, фотография была времен Первой мировой войны. Лия еще больше нахмурилась и перевернула снимок, но не нашла на обороте никакой надписи. Она поставила фотографию на место и взглянула на стопку лежащих рядом с ней журналов.
Отложив в сторону верхний номер, покрытый толстым слоем пыли, она обнаружила легко читаемую обложку. Из рупора в левом верхнем углу как бы вылетали слова, набранные жирным красным шрифтом, ниже на обложке был изображен солдат с решительным суровым лицом. Такая же красная полоса пробегала по корешку
