к людям и несет всякую околесицу. И считается, что в этом ее полубезумном бреду есть нечто вещее. Но на взгляд Гуннара ее давно надо было словить, камень на шею – и в омут.
– Хватит, Гуннар, – подняла руку Светорада. – Кликуша не всегда дурное пророчит. Моей матери она, наоборот, предсказала долгую жизнь и славный удел для детей. А то что несла сегодня невесть что… Может, голодна, может, селяне обидели убогую, прогнали без подаяния. Вот и злобствует.
Дальше ехали молча. Но налетел теплый ветерок, колыхнулись еловые ветви, стали перекликаться синицы – и вновь пахнуло весной. О дурном думать не хотелось. Все развеялось, как наваждение.
– Мы возвращаемся? – спросила то ли себя, то ли спутников Светорада. Оглядев освещенные солнцем верхушки елей и глубоко вдохнув пропахший нагретой хвоей воздух, она вдруг предложила: – День еще долгий. Не повернуть ли нам коней и не проехаться ли к волокам? Там сейчас такое оживление, столько людей движется к рекам, перетягивая ладьи, столько новостей можно узнать! Ну, едем же, Гуннар!
– Нет! – резко и непреклонно отрезал варяг.
Царевича Овадию это возмутило:
– Кто здесь все решает, княжна или наемник ее отца?
Гуннар словно не расслышал. Взял повод лошадки княжны, стал разворачивать. Овадия загородил ему путь своим конем и несколько минут варяг и хазарин мерились взглядами. Княжна смотрела на них с веселым любопытством. Но тут вмешался Ипатий. Рассудительный грек пояснил, что к волокам они едва ли успеют до темноты, к тому же в княжеском тереме может подняться переполох из-за долгого отсутствия княжны.
Овадия прервал его:
– Воля дочери князя должна быть исполнена! И если кто-то страшится охранять дочь Эгиля в поездке, то я готов сопровождать ее и защищать даже ценой собственной крови!
– Тогда начинай прямо сейчас же, хазарин, – молвил Гуннар и достал меч из висевших на спине ножен.
Овадия тоже стремительно выхватил саблю, загарцевал на месте. Грек Ипатий теперь наблюдал за ними почти с удовольствием. Но тут Светорада поняла, что заигралась.
– Довольно! Клянусь милостями Лады[28], я не хочу ссоры меж вами. И я послушаю мудрого Ипатия и отправлюсь домой, пока меня не хватились.
Она демонстративно поехала бок о бок с византийцем, на сурового Гуннара и теснившего его конем Овадию не оглядывалась. Но долго юная княжна не могла оставаться серьезной, вот и сказала:
– Кто первый из вас найдет в ельнике тропку к реке, с тем буду сидеть весь вечер и руки у него не отниму!
Ну чисто дитя! Но как взглянула на них со своей чарующей и манящей улыбкой, с вызовом и легкой лаской… Среди темной хвои еще ярче золотились ее пышные, слегка растрепавшиеся волосы, а как сверкали в улыбке белые зубки княжны, как ало горели уста…
Она очаровывала, могла заставить помутиться разум и у рассудительного грека. Вот он с остальными и поспешил между темных разлапистых елей по склону. Ведь река всегда в низине
Лада – в славянской мифологии богиня любви и счастья; так же порой называли возлюбленных.
