младшими пошла жить к дяде, а я к тётке. Я устроилась в детский комбинат, в ясли при подошвенном заводе.
Бабушка говорила, прикрыв глаза, но речь становилась всё четче, вопросы уже были не нужны. Годунову показалось, что Клавдия Степановна забыла про их существование и рассказывала всё это самой себе. Или кому-то другому, кому когда-то хотела рассказать, но не смогла.
– Мне было… семнадцать. Меня пустили в комнату двоюродной сестры, Лиды. Она была грамотная, восьмилетку закончила. По вечерам выходили гулять на набережную, под липы. У меня городской одежды не было, а выйти в нашем, деревенском, стыдно было – засмеют. Там публика всё приличная: молодёжь со строек, с училищ, студенты. Лида мне своё платье давала.
Набережная была красивая. Дома, церкви, липы, пристани под горой, беседка белая, лодки, много лодок.
Коля сначала за Лидой ухаживал, да уж у Лиды свой ухажёр был. А я как его увидела, так у меня сердце и упало. Он! Весёлый был, балагур, рубашка в клетку, а рукава закатывал выше локтей. Он тоже был с деревни, но раньше приехал. Учился в фабрично-заводском училище. Фабзайчата их называли.
Стали мы гулять, Лида со своим Лёшей, а Коля вроде как со мной. Он всё говорил, шутил. Все вечера, все ночи ходили по набережной. Я как возьму его под руку, так и себя не помню, и слова сказать не могу. Какой он был красивый, да умный, да весёлый. Слова матерного не бросит, как другие.
А как глянет, бывало, в глаза, будто кипятком обожжёт.
Я думала, он Лиду любит.
Она же умная, городская.
Умела и говорить, и шутить, и слов много знала умных.
Только петь не умела.
А однажды шли ночью.
Волга вся в огнях.
Тепло было, даже душно.
И я вдруг, сама не знаю, отчего, запела.
Я же на Ягорбе была первая писельница, на всех вечеринах запевала.
В городе петь боялась.
А тут запела:
Вьётся, вьётся сокол, над речной осокой
А осока вьётся, вьётся над водой
Залетает сокол в небеса высоко
Где ты, ясный сокол, милый мой
Сначала тихо пела.
А потом громче и громче.
Так что люди останавливались.
Когда закончила, все захлопали.
А Коля сказал, что у него в деревне эту песню тоже пели, но никто не пел так… как я.
Я тогда поняла, что Коля не любит Лиду.
Что Коля любит меня.
Милый мой далёко, во чужой сторонке
Во чужой сторонке, в дальней стороне
За горой высокой, за рекой глубокой
Во широком поле на войне
Такие там были слова.
Он проводил меня до дома.
А я не хотела уходить.
И пошла провожать его до дома.
На Тугову гору.
Я была сильная, не боялась никого.
