рассердился он. – Здесь логично принять более…человеческую форму.
– То есть в настоящий момент ты не совсем ты? Вернее, на самом деле ты выглядишь как-то по-другому?
– Давай не сейчас, а?
– Ты что, стесняешься того, что ты ифрит? – удивилась я.
– Конечно, стесняюсь! – взорвался Озриэль. – Я злой дух, который учится на факультете ранимых романтиков! Мой отец даже не в курсе – до сих уверен, что я занял достойное место в рядах доблестных защитников. Знаю, что ты сейчас обо мне думаешь, но посмотрел бы я, как ты, на моём месте, сообщила бы ему правду. Он и за меньшие проступки стирал в порошок бесплотных духов, а у меня, знаешь ли, ещё шесть старших братьев есть, долго горевать не станет.
Я и не собиралась ни в чём его винить или смеяться. Напротив, искренне сочувствовала.
– Поверь, никто не понимает тебя лучше, чем я!
Но Озриэль пропустил это мимо ушей, продолжая кипятиться:
– К тому же, никого не окружает такое количество ложных слухов, как нас! Вот скажи первое, что приходит тебе в голову при слове «ифрит»?
Я сразу представила его в тюрбане, восседающем на шелковой подушке с пиалой фиников в одной руке и кувшином щербета в другой.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, – нахмурился Озриэль.
– Ты что, умеешь читать мысли? – испугалась я.
– Нет. Но тюрбан и финики – самые распространенные варианты. Я проводил опрос.
– А как насчет кольца в носу? – хихикнула я, вспомнив картинки из восточных сказок. – В анкете был этот пункт?
Он на минуту замер, а потом прыснул, заметно расслабившись:
– Неа, упустил как-то. А что, наверное, мне пойдёт кольцо, как считаешь?
– Без сомнения. Главное очень удобно: стану дергать за него всякий раз, когда будешь меня злить.
Озриэль потёр нос, как будто воображаемое кольцо натирало прямо сейчас, и пожаловался:
– Нас считают даже глупее джиннов!
– А это правда?
– Ливи, джиннов не существует! – простонал он. – Представляешь, каково это: считаться глупее тех, кого даже не существует.
Вот тут я всерьез расстроилась: моей тайной мечтой было однажды найти волшебную лампу и попросить у её раба прямые волосы. В сырую погоду я безо всякой магии превращаюсь в одуванчик.
– Повсеместное невежество в отношении нас просто ужасает, – продолжил Озриэль. – За мной весь первый семестр ходили по пятам, уговаривая залезть в бутылку. А учеба ведь только началась…
Тут он нетерпеливо отмахнулся от парящей в воздухе шелковой подушки – красной, с золотыми кисточками. Не сделай он этого, я бы решила, что она мне мерещится. Именно на такой я его себе и представляла.
– Озриэль, подушка…
Он направился к огромному платяному шкафу – моя нынешняя комната как раз бы в нём уместилась – и принялся рыться внутри.
– Ну да.
Голос заглушался одеждой. Подушка невозмутимо
