сотни людей, стала бренчать велосипедными звонками? – Моя рука на полсантиметра подползает к его. – Хочешь участвовать в таких акциях почаще?
«Скажи да, – думаю я. – Скажи да!» Но Петер молчит.
Он отпускает руль, вынимает из кармана губную гармонику и прикладывает ко рту. Из нее вырывается громкий, фальшивый звук. Потом он говорит:
– Из речи этого подлеца никто и слова не разобрал!
– Сыграешь мне песенку? – прошу я.
– В другой раз.
– Обещаешь?
Мы встречаемся взглядами и смеемся – из-за обещания, из-за той выходки. А может, потому, что нам просто приятно смеяться вместе.
– Хорошая была акция, правда? – говорю я.
– Это точно. – Петер прячет руку с гармоникой обратно в карман. – Хотя боевики[13] из НСД и постарались на славу.
Я киваю. Несколько школьников тогда угодили в больницу.
– Тебя это пугает? – спрашиваю я. По моему голосу понятно, на какой ответ я надеюсь.
– А ты как думаешь? – Петер хохочет. Он снова берется за руль, слегка наклоняется ко мне и щурит глаза. – Нет, милая Фредди, конечно, нет.
«Милая Фредди». Когда он так меня зовет, сразу подгибаются коленки и заходится сердце.
– Я такой же, как ты, – говорит он. – За словом в карман не лезу, и сам черт мне не страшен…
Я про себя ничего подобного не говорила, но приятно, что он так обо мне думает.
– …и все же…
– Петер! – В дверях бакалейного магазина возникает его отец с сигаретой в углу рта. Скрюченный старик, страдающий ревматизмом и болезнью легких. – Магазин закрывается, а ты еще не все доделал, олух несчастный! – Он заходится булькающим кашлем.
Петер снова поворачивается ко мне.
– А вот и он!
– Без тебя он как без рук, – говорю я.
– Только он сам этого не понимает, – с улыбкой отвечает Петер.
Трудно, наверное, жить с таким отцом, думаю я. Но заставляю себя вежливо улыбнуться и кричу: «Здравствуйте, менейр Ван Гилст!» – хотя на ответ рассчитывать не приходится. Мама говорит, мы для него – сброд, потому что она в разводе. Так что я всегда веду себя с ним особенно вежливо. Мама тоже, но в его лавке она и мешка муки не купит.
Над нами раздается гул самолетов. Мы задираем головы, но небо пасмурное, ничего не видно, и сирена воздушной тревоги молчит.
– Смотри! – шепчу я.
По другой стороне улицы идут двое немцев в форме. Переходят дорогу и заходят в бакалею. Оттуда пулей вылетает серая кошка. Отец Петера идет внутрь вслед за солдатами. Вот как! Значит, он как ни в чем не бывало обслуживает фрицев? Хотя не исключено, что он не может отказаться. Кто знает?
Петер переводит взгляд с солдат обратно на меня.
– У меня просто нет времени, – говорит он.
– На что?
– Чтобы заниматься тем же, чем и ты!
Мне хочется дотронуться до его руки. Но я останавливаюсь. На ум приходят мамины слова, и я говорю:
– Мир
Боевые отряды, или отряды сопротивления НСД (
