сплошные колючки.
– У нас ничего не выйдет, – хрипло сказал Линар. – Вы даже не хотите попробовать.
– Скажите как.
– Хотя бы избавьтесь от одеяла.
Гота молча, стянула одеяло и осталась лежать в полупрозрачной ночной сорочке. «Так еще хуже», – с тоской подумал Линар. «У нее узкие бедра, но хотя бы грудь есть. И ноги… Они длинные. Но взгляд… Попросить ее закрыть глаза? Вряд ли это поможет».
– Я вам не нравлюсь, – Гота опять натянула одеяло.
– Я хочу быть с вами честен. Мне не нравится мой титул, мне не нравятся интриги, я ненавижу войну. И да, брак, который мне навязали, мне тоже не нравится.
– Чего же вы хотите?
– Свободы. Жить так, как я хочу и с кем хочу.
Гота смотрела на него, не отрываясь, и Линар невольно опустил глаза. Кажется, он наговорил лишнего.
– Отдыхайте, грата. А я впервые сделаю то, чего от меня никто не ждет.
Он налил полный кубок вина, залпом осушил и быстро вышел из супружеской спальни, боясь, что если Гота его остановит властным окриком, он передумает… – Линар…
О, Мрак, как же от Китаны пахнет! Она разметалась на кровати, огненные волосы распущены, тело едва прикрыто золотой сеткой причудливого переплетения. Райская птица, угодившая в силки и покорная своей участи. Линар ее приручил, эту гордую птицу, она явно со снежных вершин, уж очень белая у Китаны кожа.
– Ты был с ней?
– Нет.
– И ты решился?!
– Я обещал эту ночь тебе.
– Но ведь это особая ночь!
Линар шагнул к лежащей на кровати любовнице и рванул нетерпеливыми руками золотую сетку:
– Заставь меня забыть о том, что я сделал.
Она тоже пила вино, пока его ждала. Только южное. На губах застыли рубиновые капли, и Линар стал жадно их пить, эти губы. Как же ему хочется домой! Во Мрак эту свадьбу! Туда же гордячку Готу! Китана застонала, отдаваясь его сильным рукам.
Она умела делать его счастливым. Тело Китаны было создано для любви, оно напоминало музыкальный инструмент: крутые бедра, тонкая талия, лебединая шея, увенчанная красивой гордой головой. Линар в совершенстве овладел игрой на этом инструменте, он извлекал из него невероятные звуки, женское тело пело под ним, срываясь, порою на крик. В Китане была бездна страсти, отчаянной, на грани жизни и смерти. Любовница Линара явно была из горцев, она не боялась огня высших. В момент, близкий к разрядке, тело Линара раскалялось. С другими он мог сдержать свою страсть, но Китана требовала безумства.
«Когда-нибудь я ее сожгу», – подумал он, откидываясь на влажные от пота шелковые простыни. Как же ему было хорошо! «Против своей воли сожгу, повинуясь ее желаниям. Она намеренно тянет, продляя нашу близость, словно сама мечтает сгореть».
– Вина́? – Китана приподнялась на локте.
– Да. Нашего, южного. И сходи, прими холодную ванну. У тебя все тело горит.
– А с гратами тоже так? Им больно, когда ты сгораешь от страсти?
– Не знаю. Я никогда не занимался любовью с гратой.
– И
