к маме в лабораторию… или преподавать в университете. Это она позже решит. В любом случае, она каждый день будет рядом с Мышонком, с Леночкой-маленькой… И потеряет навсегда Лену-большую.
Потеряет? Чтобы терять, нужно иметь.
– …Мама… Мамочка…
Кровавое облако наваливалось на неё всей своей многометровой громадой, душило, но она не сдавалась, карабкалась, протискивалась сквозь его вязкую толщу.
– Мамочка!..
Сил не было никаких. Вероника стиснула зубы, упрямо рванулась вперёд. Туда, где отчаянно звал её Мышонок…
Наконец получилось разлепить веки. И почти в тот же миг в комнате вспыхнул свет, заставив на секунду снова зажмуриться. Вероника с трудом перевела дыхание, села.
В распахнутой настежь двери застыли родители, а рядом с диваном стоял Мышонок, одной рукой дёргал за рукав маминой пижамы, другой тёр зарёванные глаза.
– Что… Что случилось?!
– Леночка кричала…
Вероника схватила дочь за руки.
– Маленькая моя, что такое?
– Мама, не умирай, пожалуйста!
Похолодев от ужаса, Вероника соскользнула на пол, на колени. Прижала к себе дочь.
– Что ты такое говоришь?! Тебе приснилось что-то нехорошее?
– Не приснилось…
Леночка проснулась посреди ночи оттого, что хотелось пить. Сначала думала – похочется и перехочется. Затем – что хорошо бы пойти в столовую и выпить водички или сока. Она ведь уже не маленькая, ей целых пять лет исполнилось! Но в столовую нужно спускаться по тёмной длинной лестнице. Нет, Леночка не боялась темноты. Но бабушка не разрешает ночью ходить по лестнице, потому что можно упасть. Если бы с мамой…
Будить маму Леночка не хотела. Вдруг мама обидится, передумает и улетит на свою звёздочку? Так и лежала, мучилась жаждой и боязнью обидеть маму.
А потом Леночке показалось, что в комнате не один её ночник горит. Ещё что-то светится – там, возле маминого дивана. Что если мама не спит, светит зачем-то фонариком? Позвать? Но позвать, это значило разбудить.
Леночка осторожно слезла с кровати. Тихонько, на цыпочках, пошла к дивану. Она не станет будить, только посмотрит, спит мама или нет…
Это не фонарик горел. Мама, странно неподвижная, непохожая на себя, чужая, – светилась! Леночке стало страшновато. Позвала, сначала тихо, затем во весь голос:
– Мама… Мама!
Мама не шевельнулась даже. Леночка осторожно коснулась её руки. Холодной и твёрдой, будто сделанной из камня.
Леночка никогда не была трусихой. Но сейчас она испугалась, сильно, по-настоящему. Не за себя испугалась – за маму. И закричала:
– Мамочка!
Через полчаса Лену успокоили общими усилиями, уложили спать. А взрослые собрались внизу, в столовой. Бабушка капала валерьянку для перенервничавшего дедушки и размышляла вслух:
– Не нравится
