был появиться молодой халиф.
– И да прострет он над нами длань своей мудрости! – вразнобой произнесли мудрецы привычную фразу, сейчас прозвучавшую более чем двусмысленно.
«Аллах всесильный! Неужели мы больше ни одного дня не сможем провести здесь без появления этого назойливого юнца, делающего вид, что он печется лишь о благе страны! Ему легко так говорить – семья Ас-Юсефов была богата всегда, а двадцать поколений и вовсе сделали ее равной халифам великого Багдада. Нам же, ничтожным, приходится каждый день думать о том, что будут есть сегодня наши дети… Нам, ничтожным, приходится каждый день тяжким трудом зарабатывать на пропитание своих семей…»
О, эти мысли едва не вызвали самые что ни на есть настоящие слезы у первого советника, сейчас «забывшего», что именно его караваны, хозяином которых, впрочем, считался его тесть, приносят ему тысячи и тысячи динаров ежемесячно. «Забыл» он сейчас и о том, что целый квартал домов, управителем которых числился его племянник, давали ему возможность жить в уютном дворце и пользоваться любовью четырех жен и целого гарема наложниц, не задумываясь о том, как же их прокормить. О, сейчас первый советник чувствовал себя учеником писца, всего день назад ступившего под сень дивана и бедного, как мышь, живущая в доме нищего.
Первый советник решил, что следует все же побеседовать с самыми разумными из мудрецов и как-то… укротить двадцатого халифа в его нелепых претензиях на истинную власть. Увы, здесь, в диване, сделать это было бы просто невозможно – ибо у стен есть уши. Должно быть, уши могут найтись и дома у каждого из разумных мудрецов… Но где же тогда?..
Додумать первый советник не успел – распахнулись двери, ведущие в диван из покоев халифа, и показался церемониймейстер. Первый советник с удовольствием заметил, что старик держит спину все так же прямо, что глаза его смотрят уверенно и строго. Значит, до него еще не добрались перемены, затеянные глупым Салехом.
«Аллах всесильный! Быть может, пыл мальчишки уже угас? И мы сможем успокоиться и заняться наконец тем, что и должны делать в диване?..»
Появиться-то церемониймейстер появился, но ни слова сказать не успел – мимо него решительно прошел, почти пробежал, молодой халиф.
«Он не уважает нас, как не уважает и церемониал входа халифа в диван… Он не уважает вообще никого…»
С каждой минутой первый советник, на время успокоившийся, приходил во все более сильное волнение. В душе его словно бил набат – надо было во что бы то ни стало укротить в юном халифе свирепую жажду перемен. И сделать это следовало как можно быстрее… Пока еще оставались силы и влияние…
Меж тем Салех хмуро взглянул в лица мудрецов, ставших, как по мановению волшебной палочки, суровыми и деловитыми.
– Да сохранит ваш светлый разум Аллах всесильный и всемилостивый, – проговорил он.
Мудрецы подобрались.
