арками апсиды. Вот она, религия, подумал он, так называемая причина многих войн.
В некотором смысле нацизм сам по себе был религией, с той разницей, что в ней не было ни прощения, ни искупления, ни, конечно же, воскрешения. Но единый Бог? Гитлер? И если не подчинишься его приказам, тебя накажут, возможно, убьют, но прежде ты вынужден страдать за свои грехи. В этой религии не было места для заблуждений или даже понимания. Отдельная личность ничего не значила; все делалось на благо группы. Гитлер понимал психологию масс и не случайно писал, что вся пропаганда должна соответствовать наиболее ограниченному интеллекту среди тех, кому она адресована; не так важна истина, как важен успех. Антисемитская пропаганда служила прекрасным примером; «раса», а не религия лежала в основе дискриминации евреев. Гитлеру удалось объединить людей против общего врага.
Себастьян, как и многие другие, в его представлении, не имел ничего личного против евреев, но был не в силах противиться общему порядку. Putain![34] Он должен был предвидеть, чем все обернется. Он проглотил комок желчи, досадуя на то, что теперь не может найти выход.
Снова пересекая Сену, он остановился на мосту, перегнулся через перила, глядя на бегущий внизу поток, на обломки деревьев, уносимые течением. На мгновение он представил себе, как падает в реку, отдаваясь во власть воды. Наконец он отвел взгляд, прислонился к ограде, отказываясь тешить себя столь мрачными мыслями. Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил пачку сигарет «Житан» и, повернувшись спиной к ветру, обхватил зажигалку ладонями, пытаясь прикурить. Но бойкий ветерок от реки задул крошечное пламя, прежде чем оно успело разгореться. Проклятие! Даже сигарету зажечь не получается. В отчаянии и гневе он сломал ее и бросил в воду. Ему все равно не следовало бы так много курить. Раньше он никогда себе такого не позволял.
Продолжая путь по узким извилистым улочкам, он поглядывал на террасы cafés, захватившие тротуары. Несколько пожилых мужчин сидели за столиками, наслаждаясь бокалами красного вина, и он бы с радостью присоединился к ним, но чувствовал, как их взгляды прожигают ему спину, когда он проходил мимо. Вздохнув про себя, он поплелся к Пантеону.
Ноги сами привели его к книжному магазину, и, повинуясь порыву, он толкнул дверь. Его встретил запах пыли и старой бумаги. Он отчетливо осознал, что в зале воцарилась тишина, и невольно задался вопросом, не послужил ли звонок колокольчика предупреждением, чтобы посетители могли быстро свернуть любую незаконную деятельность. Что, если книжный магазин был местом встречи участников движения Сопротивления? Он надеялся, что это не так.
– Bonjour, monsieur. – Книготорговец вышел из-за центрального стеллажа, нарушая тишину.
Это приветствие согрело и приободрило Себастьяна.
– Я смотрю, вы работаете допоздна.
– До комендантского часа.
Снова воцарилась тишина, когда последние покупатели бесшумно вышли из магазина. Себастьян смотрел им вслед, зная, что они уходят из-за
Здесь: Черт! (
