уборы, а мужчины щеголяли квадратным кроем одежды с непропорционально большими плечами и смешной обувью: носки башмаков достигали такой длины, что владельцам приходилось пристегивать их к щиколоткам цепочками. Члены первого Совета, догадалась я.
Дома на каминной полке у нас стоит черно-белая фотография с точно такой же композицией. На ней запечатлены участники нынешнего Совета, включая бабушку. Она одета в строгое черное платье с круглым белым воротничком, украшенным нежно-розовым овалом камеи, волосы собраны в высокую пышную прическу в форме гриба, ладони чинно лежат на коленях. По правую руку – мэр, по левую – Друзила Гримсен, позади – госпожа Кранах и совсем ещё юная Цирцея.
Госпожа Хук указала мне нужные стеллажи, проинструктировала, как следует обращаться с книгами до тысяча девятисотого года и выдала специальные перчатки и лопатку, чтобы переворачивать страницы. Перед уходом забрала мобильник, лишив возможности фотографировать, и зажгла на столе красную трехчасовую свечу, сообщив, что такими раньше отмеряли время в монастырях. Когда я сказала, что у меня есть наручные часы, конфисковала и их.
Оставшись одна, я выбрала со стеллажей первую партию фолиантов и, не мешкая, приступила к делу. Компанию мне составляли только обитатели фрески. Имелась в ней какая-то странность, но разбираться ещё и с ней было некогда. Очень скоро руки в перчатках вспотели, а снять их я не решалась. Наверняка, Цирцея по возвращении с лупой проверит, не осталось ли жирных отпечатков.
В представленных материалах сконденсировалась вся жизнь обитателей Мистиктауна с ранних времен и до наших дней. Заметки путешественников с рисунками на полях, планы застройки города, купчие на землю, счетные книги и протоколы судебных заседаний (я-то раньше наивно считала суды над котами и козами прерогативой местечек вроде Салема). Работу существенно тормозили устаревший язык и необходимость переворачивать страницы лопаткой.
Минут через десять на лестнице снова зацокали каблуки, и вернувшаяся госпожа Хук протянула мне распечатки церковно-приходских книг, окинула внимательным взглядом помещение, но, не найдя, к чему придраться, выплыла царственной походкой. Я немедленно отложила инструмент и содрала перчатки. Если к субботе в городе не останется жителей, упрекать меня за испорченные страницы все равно будет некому.
Столбик свечи сокращался, как в ускоренной перемотке, и я поняла, что не успею просмотреть и десятой доли отобранных материалов. Отложив талмуды, взялась за распечатки. Палец лихорадочно бегал по столбику имен на букву «И», и внутри нарастало отчаяние. Ивона, Игрейн, Изидора, трижды Илина. Разок в глазах потемнело от радости, но преждевременно: Имелинда.
Потерев веки, я поднялась из-за стола и принялась мерить шагами архив, чувствуя, что что-то упускаю. Помассировала переносицу, пытаясь сосредоточиться.
То что я ищу сокрыто, значит, это тайна. Где лучше всего спрятать тайну? Помню, на мой одиннадцатый день рождения я, Нетта, Чезаре и бабуля играли в «отыщи клад». Дольше всего мы искали воланчик, который бабушка
