Любовница, как выяснилось, тем более. Ни малейшей потребности в коммуникации у него не было: за день мы не перебрасывались и двумя десятками слов. В карты он предпочитал играть не со мной, а с компьютером. Выпендриваться мной ему было не перед кем: сам никуда не ходил и у себя никого не принимал, живя по закону немецкого гостеприимства: «Будете проходить мимо, проходите мимо». Чёрт его арийскую душу знает, зачем он обзавёлся семьёй! Самое интересное, что от немногих своих знакомых он тщательно скрывал факт своего брака и на вопрос звонившего ему сотрудника: «Что это за дама сняла у тебя телефонную трубку?», ничтоже сумняшеся, отвечал: «Сожительница». На моё возмущённое: «Как это понимать?» блеял, что не хотел бы афишировать свой брак, ибо придётся выставлять магарыч. Мол, желающих налакаться за его счёт найдется предостаточно.
Единственным посвящённым в семейную тайну Петера был Вернер, его бывший сослуживец, ныне спец по продаже кошачьего корма. Этот кошачий кормилец тоже был женат на иностранке и мог смело считать себя другом по несчастью моего благоверного. Петер не разделял моей иронии по этому поводу:
– У Вернера – замечательная жена. Он с ней очень счастлив. Она послушна, трудолюбива, экономна, ласкова. Очень мало ест. Правда, по-немецки не говорит совсем».
У меня шары на лоб полезли.
– Что значит «мало ест»? А я, по-твоему, ем за трёх дурных? Или Светка тебя обжирает? И на каком языке она с ним ласкова, если по-немецки не говорит? Из какой страны такое сокровище прибыло?
– Из Таиланда, – завистливо изрёк Петер. – Он её за двести марок купил у её же родителей.
Полученная информация разбередила моё любопытство, и я стала нагло навязываться к Вернеру в гости. Наконец мне это удалось.
Хозяина дома мы обнаружили на лужайке, загорающим в гамаке. В дом вошли вместе с ним. Навстречу нам выскочила миниатюрная, как фарфоровая куколка, девушка в каком-то восточном одеянии и, бросившись на колени, стала стаскивать с нас обувь. Я в ужасе шарахнулась в сторону. Вернер же с Петером позволили себя разуть и натянуть на свои лапы домашние тапки.
Мы прошли в гостиную, сели на диван. Развалившийся в кресле Вернер хлопнул два раза в ладоши и, как из-под земли, выросла Айрин (на самом деле девушку звали иначе, но супруг ее перезвал) с маленькими подушечками и стала подкладывать их супругу под жирные бока. Обложив его, как паралитика, немедленно исчезла. Спустя несколько минут хозяин хлопнул три раза, и на низком квадратном столике материализовался поднос с холодным пивом и чипсами.
Вернер самодовольно смотрел на нас, наслаждаясь произведённым эффектом. Видимо, в этот момент он чувствовал себя каким-нибудь эмиром или шейхом. Взгляд моего благоверного выражал жгучую зависть: «Вот это, я понимаю, оторвал!». Я же чувствовала себя весьма неловко, как на какой-то публичной порке.
Айрин тем временем принесла супругу пепельницу и села на пол у его ног. Покуривая,
