– прям как в Шенгенскую зону! Скоро визу затребуют, попрошайки. Установили бы на въезде расценки!
Пока мать распиналась менту про сестру, про то, что сама из Затишья, Майкл осторожно приоткрыл дверцу, выбрался из джипа на воздух и пошел посмотреть, в чем там кипеш. Осторожно шагая по грязной обочине, по весеннему склизкому месиву, подобрался к желтому борту скорой.
– Выживет? – тихо спросил сержант седого водителя скорой.
– Как повезет, – вздохнул водила. – Девочка явно кукухой поехала. Эльфом себя называет!
– Это многие теперь так. Зачем она в заповедник полезла?
– Ну так затем. В эльфов играть. В Тихом Лесу им самое место! Эта спаслась, а двое сгорели.
– На красную гниль проверяли?
– Чисто, но пока в карантин.
Кто-то в синем окликнул водителя. Тот переглянулся с сержантом и поспешил к полицейским, ковырявшимся на берегу. Майкл, поеживаясь от любопытства, едкого, как кислота, заглянул внутрь желтой кареты.
На каталке, привязанная ремнями, лежала странная девушка. Блеклая, как известка, с длинными белыми волосами. И с ладонями в волдырях от ожогов, обмазанными чем-то блестящим. Девушка подняла голову, удивительно ясно посмотрела на Майкла и заплакала, тоненько подвывая. Жалобно и испуганно. Сразу захотелось ее развязать, спрятать в багажнике джипа, вывезти в безопасное место. Однажды Майкл на такое решился, освободил из полицейского бобика товарища по протестной акции…
– Че уставился, гнилушек не видел? – заскрипел за спиной старческий голос. – Пшел отсюда, любопытный какой!
Майкл подпрыгнул от неожиданности, развернулся на каблуках.
Возле скорой стояла бабка, древняя, с деревянной клюкой, и грозила ему скрюченным пальцем. У ног бабки сидел черный кот и тоже смотрел с неодобрением.
– Почему гнилушка? – растерялся Майкл.
– Ну а кто ж? – удивилась бабка. – Ишь как воет, старается! Так что ручонки к ней не тяни, боком выйдет такая забота.
Черный кот с пронзительным мявом прыгнул мимо Майкла в карету. Зыркнул сердитым крапивным глазом, а потом зевнул во всю пасть. Майкл увидел клыки, неожиданно крупные, розово-алое нёбо, язык, даже на вид шершавый. Подивился, как съехали на затылок острые кошачьи уши… А потом его одолела сонливость. Надавила на плечи апатия. Сделалось безразлично, что будет с беловолосой девушкой, и что за карга с клюкой разгуливает в чистом поле, в пяти километрах от города.
Привязанная девушка успокоилась, расслабилась и засопела. Может, подействовало лекарство? Снотворное ей вкололи?
Бабка опять поманила пальцем, и на этот раз Майкл подошел: что проку спорить с бесноватой старухой. Спросил для очистки совести:
– А куда ее?
– Дак в больничку, – заулыбалась старуха, показав гнилые пеньки зубов. – Всех из Тихого Леса туда везут, кого в карантин, кого… того…
Майкл не успел спросить про «того», прибежала ошалевшая мать, схватила за руку, потащила.
– Миша,
