похожих на сваи, – поместил основание в один этаж, с огромными панорамными окнами, почему-то замазанными черной краской. На плоское основание неведомый архитектор пристроил узкий многоквартирный дом, его восемь этажей возвышались над полем и смотрелись, как спичечный коробок, поставленный на шоколадку. При этом фасад был сложным, с дугами, арками и проемами. Майкл насчитал две сквозные дыры под монументальными арками, наверное, в ненастный день в них омерзительно свистел ветер. Лишь когда джип, повернув к городу, оказался между домом и речкой, Майкл понял, что дыры – глаза, укрытые «веками» арок, и по замыслу архитектора «глаза» наблюдают за тем, что творится за речкой Тишинкой.
«Глаза» присматривали за заповедником.
Когда подобрались поближе, оказалось, что дом обнесен решеткой, настоящим чугунным кружевом. От дороги к дому вела бетонка, упираясь в глухие ворота, рядом с воротами был КПП, как у советских заводов. Из окошка кирпичной будки выглянул встрепанный сторож и долго смотрел вслед джипу, будто силился разглядеть номера.
У Майкла родилось ощущение, что за ними наблюдает не сторож, а дом. Он посверкивает любопытными окнами, нижнее основание-рот растянулось в ехидной усмешке.
Как интересно! – шептал ему дом, играя бровями-арками. – Ну, заходи, коли смелый. Посмотрим, на что годишься!
Мать на дом разве что не зевнула, видимо, за детские годы, проведенные в городке, успела привыкнуть к этой кунсткамере.
После жуткой архитектуры на въезде Затишье оказалось до того скучным, что Майкл быстро устал от однообразных кирпичных домов, трехэтажных, с покатыми крышами, утыканными частоколом антенн. А потом от домов деревянных, в два этажа с мансардой, украшенных наличниками с облупленной краской. И от домиков, обнесенных заборами, с садами-огородами на участках.
К одному из таких частных домиков они свернули с дороги. Их джип был чужим в здешнем пейзаже, как материны лаковые туфли на шпильках, как драные джинсы Майкла и синяя толстовка с кислотным принтом.
Казалось, деревья в саду тычут ветками и скрипят, неодобрительно и протяжно: чужаки, чужаки! Чужаки!
Тетю Таню парень не помнил. Она оказалась шумная и не особо приветливая. Для нее приезд Майкла на все каникулы был лишней проблемой. «Полная, но не плавная», – так описал ее Майкл в дневнике.
Ему выделили небольшую комнатку: треснувшая рама в окне, с облупленной белой краской, линялые обои на стенах с убогим цветочным рисунком. Кровать – как из старых советских фильмов, пружинная, с комковатым матрасом. Скрипучий комод с присохшими ящиками, шифоньер в углу, стол у окна. По прежним временам небывалая роскошь, но теперь, в современных условиях… Мракобесие и отстой.
Интернет в доме едва пробивался, хорошо хоть мобильная связь была.
Майкл пофоткал вид из окна. Скинул сумку на полосатый матрас рядом со стопкой белья. Вещи разбирать не хотелось. Все в нем кричало: беги отсюда! Здесь тоска, гиблое место!
Но выбора у Майкла не было.
«До
