медленно оживать. Часть театра Кабурэндзо конфисковали под танцевальный зал. Теперь офицеры посещали отяя. Несколько гэйко и майко, уехавших во время войны, попросили разрешения вернуться в окия. Среди них была и Коюки, одна из любимых публикой гэйко из дома Ивасаки. Вслед за ней приехала и Аба. Окия Ивасаки снова был в деле.
Я спросила у тетушки Оимы, трудно ли было приветливо встречать в отяя американцев, которым Япония только что проиграла войну. Она ответила, что все было не так однозначно. Конечно, определенная горечь присутствовала, однако в целом офицеры были любезны. Большинство представителей квартала радовались, что можно снова вернуться к работе. К тому же умение обслужить почетных гостей одинаково приветливо, не проводя различий, является одним из достоинств обитательниц карюкай. Потом тетушка рассказала мне одну историю, в которой, как мне показалось, я разглядела ее настоящие чувства.
Однажды вечером Коюки пригласили выступить на банкете, который устраивали для генерала Макартура в «Итирикитэй». Его так восхитил ее наряд, что он спросил, можно ли увезти это кимоно с собой в США.
Хозяин «Итирикитэй» передал эту просьбу тетушке Оиме, и она ответила так: «Кимоно – это наша жизнь. Он может забрать кимоно, но тогда ему придется взять с собой и меня тоже. Пусть он оккупировал мою страну, но никогда не сможет оккупировать мою душу!»
Хозяин «Итирикитэй» передал ее слова генералу, и тот никогда больше не спрашивал насчет кимоно. Всякий раз, рассказывая мне эту историю, тетушка Оима высоко вздергивала подбородок и широко улыбалась. Из всех ее качеств мне особенно нравилось чувство собственного достоинства.
То самое кимоно и сейчас хранится в сундуке у меня дома.
Следующие несколько лет окия Ивасаки, как и вся Япония, с трудом, но упорно двигался вперед.
Масако по-прежнему ждала с войны своего жениха. Лишь в 1947 году власти известили семью о его гибели. Масако была в отчаянии. Она несколько дней плакала, прижимая к груди свадебное покрывало. Теперь она осталась совсем одна. У нее отняли будущее, и идти ей было некуда.
После долгого разговора с тетушкой Оимой Масако решила стать гэйко. В 1949 году, в двадцать шесть лет, она под псевдонимом Фумитиё дебютировала как гэйко-дзиката (музыкант).
Фумитиё была красива, но ей не хватало умения очаровывать клиентов. У нее отсутствовали та игривая хитрость и чувство юмора, которые необходимы для того, чтобы быть успешной. Гэйко мало в совершенстве овладеть каким-то видом искусства – гораздо важнее любить свою профессию страстно и работать со рвением. Но все это требует глубокой преданности делу, огромного труда, непоколебимого самообладания и присутствия духа, чтобы оставаться спокойной даже в катастрофической ситуации.
Масако была всего этого лишена. Однако выбора у нее не оставалось, и она продолжала выступать. Вскоре случилось новое несчастье: она слегла с туберкулезом и смогла вернуться к работе лишь спустя год, в начале 1950-х. Впрочем,
