возразить и… промолчал, неожиданно вспомнив пленного десантника. Ведь его не отправили в рабский поселок только потому, что он был опасен, его нельзя было оставлять. Даже такой – избитый, со связанными руками – опасен. Его не смогли сломать и заставить подчиняться, он оказался сильнее их всех. Ал вдруг подумал, что смерть на алтаре не была для него почетной. В бою – да, но его не убили в бою, притащили с собой, а потом… испугались? Получается, что и били его от бессилия и страха. Почему он не видел этого раньше? Картинка получилась такая яркая и четкая, что от нее стало плохо.
Ал помолчал, а потом негромко уронил:
– Я подумаю над этим.
– Подумай, – согласился капитан. – Если вопросов больше нет, свободен.
Мэтт ждал его в коридоре с таким самодовольным видом, что Алу захотелось добавить к куче виртуальных трупов один настоящий.
– Ну? Что он сказал? Ошибка?
– Сколько у тебя убито? – проигнорировал вопрос Ал.
Мэтт изумленно вытаращился.
– Где?
– В задании!
– А… Нисколько, а зачем? Я просто подачу кислорода перекрыл, они и сдались. Со схемами только возился долго и не уложился по времени, но там такая уродская схема… Подожди, а у тебя сколько?
– Все.
Мэтт шлепнул ладонь по лицу и простонал:
– Кшари…
Ал разозлился. Да, он такой! И никогда не станет другим! И пусть они считают его слабым, их право. Дикие просто не понимают, что такое настоящая жизнь. Их мир, яркий, как игрушка на ярмарке, и такой же ненужный. Они не знают, как это, когда тебя каждый день пытается убить сельва. Они не видели, как лихорадка уничтожает целые города. Не знают, как страшно, когда горячие ветры высушивают поля. А он знает! Он помнит два года неурожая подряд и что потом было в городе. Они живут в кукольных домах, едят три раза в день, играют в нарисованную войну и не знают, чего надо боятся по-настоящему. Жизнь куда страшнее смерти.
– Вы просто не знаете, что такое настоящий бой!
Мэтт раздвинул пальцы и глянул сквозь них на Ала, а затем все же убрал руку с лица и серьезно сказал:
– Я, может, и не знаю, а у Волкова три багряные звезды, их только за боевые действия дают. Он воевал, а после того, как ему взрывом руки оторвало, преподавать пошел.
Ал оглянулся и посмотрел на дверь, а потом опять на Мэтта.
– У него руки на месте.
Мэтт тяжело вздохнул:
– Алекс, очнись, мы не на Эр-Кхаре. Тут давно научились выращивать руки, ноги, сердце, да что угодно. Можно даже целиком человека вырастить, только запрещено. А руки – вообще пустяк. Все можно заменить, кроме мозга.
Ал молчал, и Мэтт ехидно добавил:
– Это у вас палец страшно поцарапать, добьете из сострадания. Тут людей обычно лечат, а не на алтарь тащат.
Ал развернулся и молча подошел к окну. Теперь понятно, почему
