Я попытаюсь в последний раз… Надо узнать, что скрывает Бранн. Помоги мне, если сможешь… и смотри!
Несколько мгновений было тихо. Потом по всей длине портьеры с самого верха пробежала волна. Глухо застонали камни потолка.
С помоста донесся беззвучный вопль Бранна:
– Нет!
Каменный блок, к которому крепилась портьера, вывалился из свода и обрушился на растрескавшиеся плиты пола.
Сама портьера падала гораздо медленнее. Словно дым, она покачивалась в воздухе, медленно сморщиваясь и расправляясь…
Бранн пытался остановить падение, цепляясь за портьеру невидимой мысленной силой. Но с его разумом теперь что-то было не так, и даже Миллер это чувствовал.
Происходил некий распад; разум ощущал его и пытался остановить. Это было нечто похуже, чем истерика, нечто опаснее, чем паника. Льези вдруг сосредоточился, а Орелла затаила дыхание.
Портьера разваливалась на куски. Вот и куски распались, превратились в дым, который длинными тенями лег на изувеченный пол.
На помосте стоял Бранн…
Тот, кто так долго внушал своим врагам ужас, шатался, хватаясь за свою черную мантию – как будто пытался скрыть формы облаченного в нее тела. Лицо было искажено жуткой гримасой ярости и ненависти.
И это лицо было хорошо знакомо всем троим.
Это было лицо Ци.
Глаза ее были закрыты. Она не смотрела на Миллера и Ореллу, не говорила, не двигалась. Миллер вдруг предположил, что в ипостаси Бранна она никогда не открывала глаз. Возможно, в ипостаси Бранна гримаса ледяной ненависти постоянно уродовала ее черты.
Теперь стало ясно, что Ци безумна.
«Шизофрения, – машинально подумал Миллер. – Раздвоение личности».
Но он не получил мысленного ответа ни от Льези, ни от Ореллы. Оба были ошеломлены.
Ци перевела невидящий взгляд на Ореллу. Холодным мужским голосом она сказала:
– Теперь ты знаешь. Теперь ты видела Бранна. Но прежде чем я убью вас обоих, скажи мне, Орелла, где Ци?
У Миллера зашевелились волосы на затылке.
Глава 8. Всепожирающее пламя
В то же мгновение он понял, что ни Орелла, ни Льези ничем ему не помогут. В их мыслях сквозило неверие и замешательство, лишавшее их возможности действовать. И Миллер, кажется, понимал почему.
Орелла, Льези и весь их народ обладали идеальным душевным здоровьем. Судя по всему, в их истории никогда прежде не случалось такого, чтобы кто-то повредился умом. Для этого они были слишком совершенны. И теперь, столкнувшись с явным случаем шизофрении, они были не в состоянии постичь природу этого недуга, абсолютно чуждого для них.
Миллер послал Льези отчаянные мысли, свои скудные, фрагментарные знания о психотерапии. Но Льези не понял. Вместо этого он полностью закрыл свой разум. И стоявшая рядом с Миллером Орелла тоже отгородила сознание от понятий,
