знаешь?
– Так и называются. Первые они и есть первые. Первый ребенок – первенец. Первый огурец – тоже, поди, первенец.
– Поди… Вот тебе и поди. Огурец-то – это, поди, не ребенок. Первые овощи, мама, – начатки. А как называется беременная женщина? Она называется: непраздная. Вот так. Тоже мне: не кормежное дело… А вспомнишь, что начатки, и огурцы вкуснее.
– Хоть русские слова – и то ладно. А то сейчас понатаскали всякую дребедень, будто мы уж не дома, и скалят под нее зубы, и скалят…
– А почему девушку называют красной? – не отставал Иван; очень ему нравилось учительствовать перед матерью, так и приплясывал он перед нею, наигрывая головой, так и брызгали его глаза веселым нетерпением. – Красна девушка – это что?
– На морковке да на свекле со своей грядки возросла – вот и красная.
– Красная – это красивая. Так в старину говорили. Красная площадь в Москве – не от морковки же она красная… А потому что выстроена красиво.
– Площадь, может, и не от морковки, а красна девушка от морковки, – уперлась Тамара Ивановна. – Тут уж ты меня не перебьешь. От огородного, от таежного, от чистого воздуха – вот она откуда, краса. Никакой мазни не надо. Лицо белое – от коровки, щеки жаром пышут – от чего же еще, как не от нее, не от морковки; глаза чисто глядят – утром встанет пораньше да умоет свои глаза свежей росой, они и рады-радешеньки. А ежели еще коса на месте… Коса на месте – все на месте, так и запомни.
Иван на торжественной ноте продекламировал:
– У красной девицы, мама, не глаза, а очи: жгучие очи. Не щеки, а ланиты: бархатные ланиты. Губы алые, шея лебединая, груди – это перси: трепетные перси…
– Что еще за персы? Рано тебе трепетать от всяких персов. Ишь, туда же! Имей стыд-то! Заповзглядывал куда не просят! Персы!
– Не персы, мама, а перси-и. Это по-старорусски. Когда хотели возвышенно сказать о женщине, наградить ее неземной красотой…
– Чем земная-то плоха стала?
– Да посмотри: с ланитами да персями, с очами да веждами совсем по-другому смотрится женщина. Боярыней смотрится. Павой. Знаешь, что такое пава? «А сама-то величава, выступает словно пава». Помнишь?
«Пава» почему-то обидела Тамару Ивановну:
– Ладно, хватит выставляться-то перед матерью. Учись да не заучивайся, дальше ума не лезь. Ишь, пава… Придет время – не паву себе ищи, не на персы глаза пяль, а душу почуй. Душа-то, поди, себе имена-фамилии не перебирала… Перебирала или нет?
– Не знаю. Кажется, нет.
– Ей это и не надо. Она скромницей живет. Терпеливицей. А паву твою я и знать не желаю.
На следующий день после возвращения Светки пришлось идти в прокуратуру с самого утра. В этот раз их, Тамару Ивановну и Светку, вызвали вместе, Тамару Ивановну как законного представителя потерпевшей. Вот кто теперь они, дочь и мать: одна законная потерпевшая, другая – законный представитель потерпевшей. Таков язык в этих стенах, видевших и слышавших такие истории,
