они сделали лично мне что-то хреновое. Знаете ли, достаточно того, что мистер Джеймс косил свою лужайку, как помешанный, и мешал мне спать по выходным жужжанием гребаной газонокосилки. А его женушка, наверное, до сих пор дружит с моей матерью.
Что плохого в дружбе? Лицемерие, вот что. С миссис Джеймс моя мамаша была мила, внимательна, насколько может, участлива. Участлива к сплетням и ее пустой болтовне. У супругов-Джеймсов отношения складывались так себе. Скука от семейной бытовухи. Они друг друга раздражали. И по этой причине моя мамаша с упоением выслушивала всё их дерьмо, изображая психолога, а на деле – тешила самолюбие. Ведь с отцом у них, типа, порядок. Полное согласие и гармония.
Дуэт мистер Натанзон плюс миссис Натанзон. Так, видимо, они решили, когда родили меня и догадались, что ребенок – это не игрушка и даже не какой-нибудь мелкий питомец. Парочка. Никаких трио – плюс Авраам. Думаю, они надеялись сделать меня частью их бизнеса в будущем. Экономист и по совместительству бухгалтер в их довольно успешных магазинах. От всяких строительных инструментов до бакалей и прачечных.
Местный финансовый колледж в провинциальном городке штата Висконсин. Выпускной год. Затем – участие в семейном бизнесе. Да, черт, готов биться об заклад, что предки зачали меня лишь потому, что им понадобился потомок. Кто-то надежный. Тот, кому в результате можно передать дела. Парочка прожженных материалистов. Пожалуй, самое страшное для них и по сей день – это лишиться имущества и денег.
Признаться, в старших классах школы я порой думал о суициде. В том смысле, что гонял мысль: до какой ручки надо довести человека, чтобы сделать такое? Покончить с жизнью? Порезать вены или наглотаться таблеток? Вот уж нет!
Ну, к примеру: случись тогда со мной что-то крайне хреновое. Я решаю добровольно подохнуть. И вот, допустим, стою я уже одной ногой на том свете, а тут в башку приходит озарение какое-то… Типа является создатель и говорит с укоризной: «Эх, Авраам, сын мой, как же так, а? Не мог потерпеть недельку-другую?» А я ему такой: «В смысле “потерпеть”, черт?!» «Эх, глупец ты, я вообще хотел одарить тебя талантами, показать жизнь во всех красках, но ты поспешил и теперь никогда не узнаешь истины бытия!» – ответил бы он. Обидно ведь? Очень обидно…
Про таланты. К двадцати одному году у меня с этим делом было не вот чтобы. Нечем особо похвастать, короче. Да, кое-какие достижения в учебе, но не более того. И, да, признаться, я завидовал людям, которые считают себя даровитыми. Завидовал и недолюбливал. Ведь они способны совершить в жизни кучу ошибок, упасть в пропасть, а затем взлететь до небес. Легкость и рискованность. Мои предки еще больше презирали такие вещи, поэтому вдалбливали с детства, что всё это блажь, чушь собачья, а сами творческие натуры – глупые, самолюбивые задаваки без четких жизненных целей…
Уна Файн. Она появилась на пороге аудитории неожиданно, посередине занятий по бухучету. Все парни и девчонки разом уставились на нее. Ясен перец! Серое платье, напоминающее японское кимоно, выше колен с рисунком-хризантемами. Ярко-каштановые, точнее, ближе к малиновому крашенные волосы. Подведенные оранжевыми тенями глаза. Уна напихала в рот тонну жвачки и с трудом ее пережевывала. Казалось, она какая-то фокусница из цирка, которая заявилась в сонный скучный мир, чтобы показать шоу. Раздуть большой-пребольшой шар, чтобы тот в итоге лопнул, заляпав всех присутствующих ошметками липкой резинки.
Она вела себя вызывающе. Она и была настоящим вызовом. Нет-нет, та девушка, имени которой я тогда еще не мог знать, вовсе не являлась прям уж расписной красоткой. Средний рост, фигура без явно выдающихся форм. Торчащие из-под подола платья-кимоно бледные колени. Россыпь веснушек на лице указывала на то, что от природы девчонка вовсе не шатенка, а, скорее, светлая или рыженькая. Сглотнув, я подумал, что не прочь бы был проверить, что спрятано там – под странным нарядом. Глянуть на ее естество в натуральном цвете…
Думаю, и у других парней в аудитории возникли какие-то подобные мыслишки на ее счет. Те из них, кто был посимпатичнее и посмелее, пихали друг друга локтями и шептались. А подобные мне заучки-интроверты просто пялились. Девушка окинула зал непонятным, каким-то скучающе-туманным взглядом, а затем резко повернула голову в сторону преподавателя по бухучету. Тот тоже замер от ее неожиданного появления. Мистер Питтерс стоял у доски с задранной рукой, сжимающей маркер. Он завис, так и не дописав одну из формул…
Маленькая грудь, плоская задница. Признаться, мне больше нравились девушки с формами. Аппетитные смуглянки. Уна разительно отличалась от тех, на кого я привык передергивать под порно. Эта странная новенькая поднялась по лестнице…
И уселась рядом со мной! Точнее, с каким-то обреченным видом рухнула на длинную скамью в нескольких футах от меня. Она долго сидела запрокинув голову, с прикрытыми глазами, будто говоря всем присутствующим: «Черт! Ну почему я оказалась среди вас, скучных придурков?!» Затем девчонка плюнула в ладонь огромный ком розовой жвачки и приклеила его под партой. Я подумал, что надо плюс-минус запомнить то место, чтобы завтра случайно
