Только как… Мы…
– При ударах головой такое случается, Елисавета Александровна. Вам нужно отдохнуть, – проговорил он ровно.
– Мне нужно вернуться в отель! – спохватилась я, отлично понимая, насколько глупо это звучит.
– Завтра утром, обещаю. Сегодня уже поздно, Елисавета Александровна.
– Поздно?
В небольшой комнатушке, где мы находились, было всего одно окно. И шторы на нем не было. Я ясно видела, что вечер еще не наступил.
– Еще светло. И можно заказать такси…
– Я потерял телефон, – сообщил Бергер, слегка пожав плечами.
– В электричке?
– В электричке! – Питер радостно кивнул.
– Не смешно, Петр Евгеньевич!
– Вы так думаете? А зря!
– Меня будут искать! – напомнила я.
– Почему будут? – удивился Бергер. – Уже ищут. Причем давно.
– И?
– Что?
– Издеваешься?
– Я? – воскликнул Питер, а я прикрыла глаза, сдаваясь.
– Только не спи, Лисса! Не время…
Я не знала, что целовать можно так нежно. Я никогда не думала, что столько внутренней боли можно передать всего лишь через легкое касание губ. Я снова кружилась в бездонной пустоте, а невозможный Питер Бергер покрывал мое лицо легкими поцелуями, нежно гладил ладони мозолистыми кончиками пальцев и бормотал почти бессвязно:
– Лисса! Моя Лисса… Только моя…. Не отдам. Не смогу… я первый тебя нашел…
– Питер…
– Помолчи! Я прошу тебя, не нужно ничего говорить, Лисса! Просто позволь поверить, хотя бы на мгновение, что ты моя…
– Петр Евгеньевич, вы тоже ударились головой? – Его напор смущал, и я из последних сил пыталась все перевести в шутку, вот только зря.
– Не верите мне, Елисавета Александровна? – Он резко отстранился, и сразу стало холодно и одиноко. Спросил: – Действительно, с чего бы? Только со мной все ясно, а чего хотите вы? Лисса, почему ты здесь?
Я не знала. А потому села, свесив ноги с кушетки. И сдавив руками виски, прикрыла глаза. Кажется, я сходила с ума.
– Почему? – прошептала еле слышно.
– А ты не знаешь? – раздалось в ответ.
Я не знала.
– Что ты чувствуешь, Лисса?
Я задумалась. Сильнее сжала ладонями голову, надеясь, что смогу сосредоточиться, отвлечься от пульсирующей боли.
– Безнадежность, – проговорила негромко. – Тоску. Боль потери…
– А еще?
Я услышала, как Бергер вскочил на ноги и принялся мерить комнату шагами.
– Я не знаю… Правда не знаю. Я словно потерялась и не могу найти выход в темноте.
Глаза я все-таки открыла.
– Как и есть, Лисса, – проговорил Питер и замер у окна, через минуту продолжив совсем другим тоном: – А знаете, Елисавета Александровна, не пора ли нам отужинать?
– Серьезно?
– А
